Форумы-->Творчество-->
1|2|3
| Автор | Ночь на мельнице |
|---|
/минипачка рассказов мистического характера с претензией на серьёзное содержание/
Ночь на мельнице
Солнце еще не скрылось за горизонтом, но уже было неразличимо за дальним косогором. Моя увеселительная прогулка уже несколько утомила меня, страшновато глядели в мою сторону немногочисленные кусты и редкие группки деревьев, с плохо видимыми в потёмках очертаниями, а я меж тем всё никак не мог узнать эту местность. Гоню от себя неприятную мысль, что я мог заблудиться в нескольких километрах от родной станицы. С тем, чтобы поскорее выехать куда-нибудь, где я смогу сориентироваться, я вежливо попросил моего Гнедого перейти с шага на быструю рысь. Гнедой, будучи конём весьма благовоспитанным, не мог меня ослушаться и сменил аллюр.
На улице, к слову сказать, была почти середина декабря, и с каждой минутой становилось холоднее. Как же я не люблю нашу южнорусскую зиму! Не зима, а недоразумение какое-то: снега не выпросишь, на дорогах слякоть и грязь, небо вечно хмурое. Хотя, и сибирских морозов у нас соответственно нет. Я бывал пару раз в Красноярске у родственников, знаю каково там.
Но, пока я развлекался такими мыслями, конь преодолел довольно крутой холм и с его вершины я увидел поблескивающую ленту реки и огонёк рядом с ней. «Ну, хоть погреюсь» - подумал я и направился на свет. Огонёк при ближайшем рассмотрении оказался светом в окошке, кое имелось в здании водяной мельницы. Удивительно, я не припоминаю в наших местах мельниц вообще и таких архаичных в частности. За несколько метров до крыльца я спешился – невежливо подъезжать вплотную к чужой двери верхом. Навстречу мне уже вышел худощавый и высокий мужчина неопределённого возраста с красивой окладистой бородой.
-Здравствуй, добрый человек.
-Здравствуй, гостюшка, тебя-то нам и не хватало. Сегодня ведь Длинная ночь, а Василь как назло заболел. Проходи к столу скорей.
Сказав так, мужчина привязал гнедого к какой-то балке и пошел впереди меня внутрь. Сквозь череду темных комнат мы попали в помещение с длинным столом, с двух сторон которого стояли скамьи. На последних уже сидели одиннадцать человек. В основном молодые парни с простыми приятными лицами и немного запачканными мукой рукавами. Оставалось два свободных месте: с торца и по правую руку от него.
-Сначала – знакомиться. – Изрёк бородач, помещаясь во главу стола. – Меня зовут Пётр Петрович Копылов, и это моя мельница. По левую руку от меня мои сыновья, младший Андрей и старший Марк. – Мне кивнули двое похожих друг на друга ребят.
Все прочие представлялись сами. Таким образом, кроме меня, хозяина и его сынов присутствовали: братья Камышниковы, Фома и Семён; Иван Попов с лукавым взглядом; белобрысый Варфоломей Селин; Лука Перов с эспаньолкой; Сергей Ларин по прозвищу Иудей; задумчивый Филипп Маринин; рыжий Фадей Рюмин; Яков Завидов и Яков Алферов.
Я также представился и сел на почётное «гостевое» место.
-Стоит, наверное, рассказать, зачем же мы собственно собрались. – Сказал Пётр Петрович. - Сегодня двадцать второе декабря, самая длинная ночь года. А по завещанной мне моим отцом традиции, в эту ночь тринадцать человек должны собраться ночью на мельнице и до утра рассказывать страшную бывальщину. Извини, добрый человек, что так сразу в тебя вцепился – время не ждёт, нужно начинать. Ну, Марк, давай.
«Оригинально» - только и успел подумать я. Марк немного поёрзал на скамье, устроил поудобнее свои локти и начал:
-Рассказывали мне верные люди, будто бы один парень, Федя Рутин...
Вопрос веры
Фёдор Михайлович Рутин, которого в ту пору ещё никто не называл Фёдором Михайловичем кроме как в шутку, возвращался домой из Московской Духовной академии, где он уже ровно второй год учился в семинарии. Нельзя сказать, чтобы он желал получить сан и стать священником, просто однажды утром он проснулся и понял, что хочет стать богословом. Было ли это влиянием образа доктора Фауста из одноимённого произведения Гёте или генетическим подарком от прадеда-монаха – неизвестно. Был это молодой человек среднего роста, среднег | Был это молодой человек среднего роста, среднего телосложения, средней физиономии... В общем, представьте себе любого невыдающегося своего знакомого, прибавьте ему серые глаза и вьющиеся черные волосы и с тем получите в распоряжение образ Фёдора.
Домой – в Орловскую губернию... ой, пардон, Орловскую область – он добирался автостопом вместе со своим товарищем Леонтием Дмитриевичем Серовым, коего также не называли на тот момент Леонтием Дмитриевичем, а чаще звали Художником – за фамилию. Одеты оба были в семинаристскую одежду – так проще вызвать доверие и сочувствие у водителя. Шел второй день их пути. Приближался закат, и они тряслись в кузове, периодически вспоминая матушку водителя, когда машину особенно сильно подкидывало на кочках. Вдруг двигатель издал последнее «тух-тух» и замолк. Со смешанным чувством облегчения и досады товарищи вылезли из кузова с лицами грешников, покинувших кипящий котёл и глядящих теперь на раскаленную сковороду.
-Чем простудилось это ведро? – Напрямик спросил Леонтий водителя.
Судя по ответу, который мне совестно приводить ввиду большой его красочности, поломка была серьёзной, но ожидаемой.
-А где мы сейчас? – Поинтересовался Фёдор, разминая затёкшие члены.
-Километрах в трёх от села Н.
-Н? Да я тогда почти дома! – Обрадовался будущий богослов. – Пешком дойду, завтра буду блины есть.
-Тебе хорошо, а мне ещё километров сорок далее. – Грустно заметил Леонтий.
-Не горюй, Художник, глядишь – проедет кто. Довезут, может и до света.
Абсолютно пустая трасса, занимаемая сейчас только грузовичком и высокохудожественной бранью водителя оного «пылесоса с баранкой», служила молчаливым и ехидным ответом на реплику Фёдора.
Однако же товарищи по Академии простились и разошлись. Леонтий остался в надежде на попутку, Фёдор углубился в чащу по едва заметной тропе, с тем чтобы добраться до Н хоть к утру. Возможность ночевать в лесу не исключалась: «Бог не выдаст, комар не съест».
Солнце бросило на землю последние красные лучи, когда Фёдор в изумлении замер. В непролазной чаще стоял большой особняк с садом, заросшим сорной травой и заколоченными окнами.
-Раздвигаю лебеду – Алма-Ата... – Припомнил парень подходящую анекдотичную концовку.
Он вошел в роскошный некогда сад. Несмотря на то, что за растениями не следили, этак с революции, дорожки, выложенные плиткой, были почти в идеальном состоянии.
Небесное светило скрылось, но ещё видно было огненное зарево на западе. Разглядывая тополя, Фёдор мало смотрел на сам дом, а когда случайно бросил туда взгляд, то увидел, что окна и двери боле не заколочены, а кое-где горит свет. Там, на фоне одного из освещённых проёмов ему почудилась женская фигура. Тут каким-то животным ужасом повеяло на него, он развернулся и пустился было бегом прочь от странного месте, но замер как статуя. И настолько же похолодел. Перед ним стояла девушка в белом платье с керосиновой лампой в руках. Огонёк бросал на красивое лицо, обрамлённое каштановыми волосами, жутковатые отсветы.
-Добрый вечер. Вы не меня случайно ищете?
Нельзя сказать, чтобы был Фёдор очень уж падким на женскую красу, но что-то чарующее уловил он в звуках её голоса и даже самом построении фразы.
-А Вы... – Не нашел что сказать он.
-Я хозяйка этого дома. Мари.
-Фёдор. Очень приятно.
-Мне также. Однако, что ты всё-таки здесь делаешь?
-А мне тут так есть хочется, что аж переночевать негде.
Девушка рассмеялась серебристым смехом и сказала с улыбкой:
-Я с радостью поправлю и то и другое. Если ты примешь моё приглашение.
-Да уж не откажусь.
Последние отблики солнца исчезли и двое вошли в дом, ориентируясь лишь на свет керосиновой лампы в руках Мари.
Хозяйка принимала гостя в столовой, где на длинном столе, сервированном на двоих, уже находилось немного разных яств.
-Вы кого-то ожидали?
-Зачем же формальности? Говори мне «ты».
-Хорошо, ты ждала кого-то? – Упорствовал Фёдор.
-Ко мне должен был заехать брат. Однако, зачем ты стоишь? Садись.
«Врёт, нет у неё брата» - сам не зная как определил | «Врёт, нет у неё брата» - сам не зная как определил Фёдор и сел на один из 13-ти стульев, справа от хозяйского места во главе стола.
Всё, от мебели из массива дуба и до серебряных столовых приборов, выдавало состоятельность владельца. Причем, однако, обстановка абсолютно не походила на то, что можно встретить в замках наших нуворишей и вся была исполнена молчаливого достоинства цвета русской аристократии.
-У Ва... у тебя, наверное, прислуга имеется. – Заметил юноша, смущенный тем, что лишен необходимости самостоятельно накладывать себе на тарелку искусно зажаренную отбивную, салат, молодую картошку и прочие гастрономические радости посредством прелестных ручек Мари. – Только я что-то не вижу никого. А ведь такой дом нелегко содержать в одиночку.
-Лиза плохо себя чувствует. Да и что я, гостю за столом немного услужить не могу? Мне это вовсе не трудно, но даже приятно.
-Верю. – Согласился Фёдор. – Можно я тогда задам ещё один вопрос?
-Разумеется.
-К чему тебе это глухое место? Сюда и дороги-то приличной нет. Неужели ничуть не страшно?
-О, здесь абсолютно некого и нечего бояться, кроме меня самой. Зато тебе верно боязно было продираться через чащу в потёмках?
-Вовсе не боязно. С нами Бог, никто же ни есть против нас.
Когда молодой человек произнёс эту фразу, то ему померещился вдруг звериный оскал в лице Мари. Фёдор мотнул головой, и видение исчезло.
-Что-то не так?
-Нет, нет. – Спешно ответил он и стал искать тему, на которую можно было бы перевести разговор. На глаза ему попались часы, сработанные, наверное, часовщиком, читавшим на досуге газеты «времён Очаковских и покоренья Крыма». Стрелки золотого циферблата стояли неподвижно и показывали без одной минуты двенадцать. Судя по пыли, покрывающей изящный корпус красного дерева, к ним не притрагивались очень давно. «И как это я их сразу не приметил?» - подумал Фёдор.
-А отчего стоят эти часы?
-Оттого, что они сломаны. – Резонно и холодно ответила Мари. При этом она кратко посмотрела на старинный механизм. Очень странен был этот взгляд. Когда Фёдор мысленно попытался подобрать описавшее бы его сравнение, то с некоторой натяжкой пришел к следующему: «Словно бы флаг с привязанной к нему по случаю траура черной лентой. Какая-то смесь официальной торжественности с печалью и... страхом».
-Неужели не нашлось охотника их починить? Я сам занимался изучением этого вопроса и готов предоставить свои услуги. – Сказанное было чистейшей правдой, Фёдор, как человек разносторонний, увлекался не только гуманитарными дисциплинами, но и прикладной механикой, в частности старинными часами.
-Я не хочу тебя утруждать. Ты же в гостях, да ещё и с дороги. Нет, ни в коем случае! | Как-то сама собой беседа перешла на другие темы. Мари расспрашивала его о Духовной академии, о том, что там преподают, и неожиданно спросила:
-Ты, стало быть, веришь, что Бог есть, хотя ни разу его не видел?
-Да. Более того, я никогда не видел электричества, а оно есть.
-Но в существовании электричества может убедиться всякий человек, посмотрев на горящую лампочку.
-Таким же образом можно убедиться в существовании Бога, лишь посмотрев на его творение – наш мир. Но я предлагаю прекратить этот бесполезный диспут.
-Почему же он бесполезный?
-Потому что после него каждый остался бы при своём мнении. Споры о существовании Бога не дают плодов. Это вопрос веры.
-Ты, пожалуй, прав... Но всё же скажи, если Бог есть, справедлив ли он?
-Справедлив может быть судья, Бог-то тут причем?
-Ты всё говоришь, что Бог нас любит, но почему же тогда нашим миром правят алчность и властолюбие? Почему Бог позволяет лесным маньякам убивать женщин и детей, а маньякам политическим – посылать на смерть тысячи молодых парней? От большой любви что ли?
-Да, наш мир жесток, суров, но только тот имеет право его в этом упрекать, кто пытается изменить сложившееся положение. И начинать следует с себя. Спасай свою душу сам, остальные спасутся рядом с тобой. Человек сам себе судья и палач. Я считаю, что рай и ад это одно и тоже место. Разница в ощущениях. Бог есть любовь. И он есть в каждом с рождения и до смерти. Если человек любит ближних, то он находится в согласии с Богом внутри себя. А если нет, то нет. При жизни эта разница может чувствоваться не слишком остро: человек часто убеждает сам себя, что ничего плохого он никогда не делал, и его внутренний конфликт кажется ему не таким серьёзным.
-Любовь, любовь... А как же грехи?
-А что грехи? Грех это не штрафной круг, который получает человек по пути в рай за какие-то поступки. Грех – это самоистязание, самокалечение. Бог не наказывает, он любит нас, как отец любит детей – всех без разбору. И люди искренно любящие Бога стыдятся этого саморазрушения, как мы стыдимся перед родителями. Паскаль сказал однажды: На свете есть два типа людей: грешники, которые считают себя праведниками и праведники, считающие себя грешниками.
-И к какому же типу относишься ты?
-А я – третий тип, грешник, который знает, что он грешник. | Следует заметить между прочим, что если бы такой разговор происходил в то время, когда Фёдор учился в старших классах, то его ответы были бы точь-в-точь такими. Он весьма закалился в своё время в подобных баталиях, стихийно возникавших около него в Интернете. О Интернет! Добро и зло в одном лице. Часто может порядочный человек встретить на его просторах фанатика атеизма, материализма, нигилизма или ещё какого-нибудь модного «изма». И рискует сильно этот самый порядочный человек, что абсолютно намеренно оскорбят его, плюнут в душу и спляшут жуткого гопака на костях его предков. Такое уродливое явление порождает главный признак Всемирной паутины – безнаказанность. Ранее подобные нехорошие люди рисковали получить хотя бы плевок под ноги или удар в ухо, а теперь...
Хватит однако горьких рассуждений, хватит отвлекаться, вернёмся к Фёдору!
Мари почему-то улыбнулась, словно её могла развеселить мысль о кающихся грешниках.
-О, прости меня. Уже поздний час, а я надоедаю тебе допросами. Давно пора спать.
Фёдор хотел что-то ответить, но вместо слов из его нутра вырвался зевок, который он благовоспитанно прикрыл рукой.
Мари показала гостю его комнату, где уже лежала его дорожная сумка, прямо с порога отобранная хозяйкой. Покои были классом выше среднего, но без излишеств: кровать, кресло, письменный стол со стулом, опрятные ванная и уборная.
-Я вернусь минут через 10, пожелать спокойной ночи. Ты не против? Вот и отлично. – Прощебетала Мари. Фёдор не успел вставить ни полслова.
Ровным счетом через 11 минут она действительно пришла в лёгком шелковом халате. Юноша уже успел к тому времени раздеться и лечь. Ничего не говоря, Мари приблизилась к кровати и красивым движением скинула халатик... | Семинарист проснулся примерно в четвёртом часу ночи. Обнаружив рядом спящую Мари, он всё вспомнил. Фёдору почудилось в этот миг, что его окатили ледяной водой из ведра. В ужасе от собственного поступка он встал и вышел в столовую. Беспорядочные мысли его приняли некое подобие ясности, когда он приложил ко лбу холодный металлический поднос. Взгляд Фёдора почему-то обратился к старинным часам. Какой-то внутренний голос, тихий настолько, что его можно различить лишь в ночном безмолвии, твердил Фёдору, что он непременно должен починить часы. Как будто бы запустив этот механизм, можно вернуться к недавней минуте позорного безволия, за которую корил себя юноша: «Абсолютно незнакомая девушка, с которой я не собирался более видеться никогда, и вдруг такое... Для подобного рода связи нужна причина более весомая, чем голос тела!». Не в силах между тем отогнать от себя мысли о часах, он аккуратно снял их со стены и тут же на столе вскрыл короб, орудуя ножом как отвёрткой. Механизм оказался в полном порядке, но не хватало одной из шестерёнок. Её он нашел под тем местом, где висели часы.
-Свалилась должно с верхней части короба, куда её положили, а я и не заметил. – Рассудил Фёдор.
Он водворил деталь на место и запустил часы. Прикручивая заднюю крышку на место, он увидел Мари. Она спускалась по лестнице без какой-либо одежды. Часы, пробудившиеся после долгого сна, начали звонить двенадцать.
-Нет! Кто тебя просил их трогать! – Крикнула Мари с яростью и отчаянием. С каждым ударом девушка старела на десять лет. Часы прозвонили трижды, когда пятидесятилетняя старуха взмахнула рукой, и тот самый нож, что послужил инструментом теперь стал орудием убийства, невероятным образом самостоятельно вонзившись в грудь юноши.
-Ну же, подыхай скорее! – Тяжело закричала Мари, когда часы отзвонили девять раз.
Колокол ударил двенадцатый раз, и безобразная пародия на женщину рассыпалась в прах.
Через мгновение умер и Фёдор, и лёгкая душа его полетела на Божий суд. Душа не волновалась, она верила, что раскаяние лечит. | | мне нравиться | В небольшом селе Н в четвёртом часу ночи замироточила икона праведного воина Феодора Ушакова, находящаяся в местной церквушке.
Лес вновь, как и множество лет назад, вернул себе то место, когда-то отнятое людьми; оно до сих пор не может похвастать популярностью в Орловской губернии. Люди и звери обходят дом ведьмы стороной.
_______________________
Атеисты, материалисты, нигилисты и прочие от комментариев могут воздержаться. | Все притихли. Молчание нарушил Лука:
-Как сейчас помню, дедушка мне мальку объяснял, что такое инквизиция и рассказывал кстати одну историю. Было это веке этак в шестнадцатом... В деревне, что недалеко от Брюгге, стояла скромная хижина...
Ученик колдуна
За околицей деревни, что недалеко от Брюгге, на отшибе стоит скромная хижина отшельника. Вряд ли кто-то смог бы сказать, когда здесь появился этот человек, все старожилы уверяли, что видели его седины с самого рождения. Только владелец ветряка, который был самым старым и самым памятливым человеком во всей деревне ничего не говорил по этому поводу и лишь пожимал плечами. На людях отшельник появляется редко и то только чтобы купить что-нибудь из еды. Откуда у него берутся деньги абсолютно неясно, но так как эти самые деньги были исключительно медными, вид имели весьма плачевный и у некоторых были даже обрезаны края, они никого сильно не смущали. По его собственным словам он продал всё своё имущество, скопил денег и теперь замаливал совершённый в юности грех, укрепляя свой дух строгими обетами и еженощным бдением. Действительно, в густых фламандских сумерках всегда можно было увидеть огонёк в единственном окошке отшельника.
Такое положение дел сохранялось до той поры, пока юному сыну мельника не исполнилось девятнадцать. А летней ночью ровно через неделю после этого события произошло следующее.
Ламме постучался – за дверью не было никаких признаков жизни. В окне как всегда горел свет. Постучав ещё несколько раз, парень дернул дверь, не надеясь, что она откроется, а просто для очистки совести. Но сгнивший запор не выдержал бы и сильного порыва ветра, дверь медленно повернулась на петлях из толстой кожи (металлические гораздо дороже), и Ламме открылась первая из двух комнатёнок домика. Грубый обеденный стол с одной лавкой, голые стены без окон, источены жучками, занавесь отгораживает другую комнату, несколько потемневших икон напротив входа. Парень набожно снял шапку и перекрестился. Ему показалось вдруг, что лики скалятся, глядя на него, в злобной усмешке – Ламме моргнул, и видение исчезло. Перекрестившись ещё раз на всякий случай, он позвал хозяина. Ему, как и следовало ожидать, никто не ответил. Собравшись с духом, он отодвинул грубую занавеску. Во второй комнате справа от входа стоял роскошный письменный стол, заваленный какими-то свитками с непонятными чертежами и книгами, прямо по центру был установлен хрустальный шар. У стены противоположной дверному проёму стояли в ряд несколько дорогих шкафов с книгами, золотое тиснение на кожаном переплёте которых указывало и на их немалую цену. Рядом со шкафами находились змеевики, реторты, колбы, пробирки и прочие принадлежности алхимии. Напротив письменного стола находилась обыкновенная кровать с жестким матрасом. Как деревянный парень подошел к столу, заглядывая в шар. Ламме показалось, что он увидел там знакомое лицо, он взял магический атрибут в руки, чтобы получше рассмотреть и подошел к горящей у кровати свече. | -Стой! – На пороге возник хозяин странного жилища. Отшельник как всегда был одет в грубую рясу, подпоясанную бечевой. Зелёные глаза яростно сверкали на заросшем лице.
-Кто это тут хозяйничает? Кто взял мой хрустальный шар?
Ламме хотел сделать шаг в сторону, но натолкнулся на невидимую преграду. Прикосновение было болезненным – словно удар крапивой.
-Я же сказал, стой! Кто ты, третий раз спрашиваю? – Отшельник успокоился и, сев за стол, принялся что-то писать.
Ламме посмотрел вниз и увидел, что стоит в центре нарисованного мелом круга. Парень попробовал вытянуть за эту границу руку, но тут же её отдёрнул, поморщившись от боли.
-Я Ламме, сын мельника.
-Угу... Ламме, сын жены мельника и кузнеца... – Писал отшельник. – И зачем же ты пожаловал ко мне, Ламме?
-Господин, в деревне все давно знают, что Вы колдун...
-Прям так таки и все?
-Многие, господин колдун.
-И ты посреди ночи вломился ко мне в дом, чтобы сообщить эту волнительную новость? – Старик не отрывался от бумаги.
-Нет, господин колдун.
-Тогда, что тебе нужно? – Отшельник, наконец, отложил перо и посмотрел Ламме в глаза. Парень набрал в грудь воздуха и выпалил одним духом:
-Я хочу стать Вашим учеником, господин колдун.
-Это ещё зачем? Мельница приносит мало денег? У твоего отца денег больше, чем у местного барона, чего тебе ещё надо? – Отшельник изогнул правую бровь дугой.
-Дворянское звание не купишь за золото, господин колдун.
-А... Вон оно что. И зачем же тебе понадобился благородный титул, сэр Ламме Мельничный? На принцессе жениться что ли?
Юноша покраснел и смутился.
-Ба, да я угадал! Хотя она, наверное, не принцесса? Ведь так?
-Так, господин колдун.
-Что ж, допустим, теперь я знаю, зачем это нужно тебе, а зачем это нужно мне? Никогда не заводил ни учеников, ни подмастерий и, несмотря на это по-прежнему жив и здоров. А может как раз благодаря... Ну, что скажешь в свою пользу?
-Из Брюгге к моему отцу вчера приехали представители священной римской инквизиции – его близкие друзья. Это раз. Уходя, я подробно рассказал отцу, что делать, если я не вернусь к утру. Это два. Вот зачем это нужно Вам, господин колдун.
-А ты хорошо подготовился, юнец. Может из тебя и в самом деле выйдет неплохой колдун?.. Кто знает... Ну что ж, под весом таких аргументов сгибается даже моя старая спина: ты будешь моим учеником. – Отшельник подошел к парню, протянул ему какую-то бумагу и острый нож. – Это наш договор. В нём говорится, что пять лет ты будешь учеником, после станешь подмастерьем, а с моей смертью – мастером. Естественным условием ставится беспрекословное послушание и ответственность в поручениях. Ну, и прочие мелочи. Если согласен – подписывай. Внизу справа. Я свою подпись уже поставил.
В правом нижнем углу действительно стоял кровавый отпечаток большого пальца. Ламме сделал себе надрез в том же месте и приложил к бумаге.
-Молодец. Теперь ты можешь выйти из круга. Приступим к обучению, не медля! Дай мне котёл, три чистых склянки и достань с полки кремень. | Спустя примерно полчаса, взмокший Ламме разлил волшебное зелье в два стакана.
-Теперь, самое лёгкое. Ты плюёшь в мой стакан, а я в твой, и мы выпиваем то, что получилось.
-А что будет потом, мастер?
-Узнаешь, когда выпьешь. Твоё здоровье, мой ученик.
Отшельник опорожнил стакан и Ламме последовал его примеру. Уже через секунду колдун стал молодеть, наливаться силой, и преобразился, наконец, в своего ученика. Парень же поседел, оброс, постарел и стал копией отшельника. Даже их одежда изменилась соответственно внешности.
-Ну вот, ты стал колдуном даже раньше, чем рассчитывал. – Улыбнулся отшельник в личине Ламме. – Ложись теперь спать. А я пойду домой.
-Домой!? – Ученик колдуна недоумённо воззрился на своего учителя. – Но Ваш дом здесь.
-Ошибаешься, мой милый. Теперь я Ламме, сын мельника. А ты – опасный колдун, на которого Ламме сделает донос инквизиции. Следователям будет на что посмотреть в этом доме... Прощай, дурачок. Не могу обещать, но я постараюсь прийти, когда начнётся аутодафе.
Человек из скромной хижины твердил на всех допросах, что он Ламме, сын мельника и ни в чем не виноват. Изрядно его покалечив, палачи не смогли добиться от него признания в колдовстве. Его сожгли на маленькой площади под старой липой. Оборудование и книги странным образом исчезли из домика и пропали в неизвестном направлении. Ламме сын мельника женился на самой красивой девушке округи. Говорили, что он её словно околдовал, влюбив в себя за три дня. | | Очень даже хорошо, токмо сюжет я уже вроде бы где-то видел... | | а мне нравится! обожаю страшилки! чем то напоминает "дом восковых фигур" и ирландские сказки. | | а дальше где? | а дальше где?
Скоро будет. Не торопите художника. | Следующим рассказывать вызвался Фома:
-В одном из старых домов Омска жила семья русских немцев...
Родное сердце
Семья русских немцев потеряла ночной покой и вместе с ним сон. Дело в том, что Йохан (Иван Иванович) и Катрин, а также их дочь Гретхен (она же Маргарита) два месяца подряд, каждую ночь лежали в кроватях с открытыми глазами и слушали, как по дому кто-то ходит, стуча когтями по паркету, переворачивает горшки с цветами, шебуршит кухонной утварью, периодически смеётся, ухая как лесной филин и так далее. Наутро дом выглядел так, словно там побывали воры, но ничего ценного не нашли и выказали свою ярость по этому печальному поводу на обстановке. Кошка Марта, стоит кстати сказать, не выдержала этого издевательства и убежала уже через неделю после первой такой страшной ночи. В старом доме завёлся полтергейст.
Иван Иванович приглашал к себе на ночь лютеранского священника - дух усыпил людскую бдительность, некоторое время ничего не предпринимая, но лишь ещё яростнее стал хулиганить ближе к утру, когда все кое-как уснули.
Скрепя сердце, хозяин позвал православного батюшку - веры разные, а Христос-то один. В присутствии отца Михаила дух молчал и не безобразничал, но едва священник делал шаг за порог - бушевал как обычно.
Скоро нечисть осмелела настолько, что стала вершить свои злодейские дела даже среди бела дня, Иван Иванович решил продать дом. Всё было бы хорошо, если бы по городу не разнеслась уже эта местами искаженная и приукрашенная история. Желающих купить "дом с призраком" вроде американского богача из рассказа о кентревильском привидении не нашлось. Иван Иванович стал снижать цену. Когда от настоящей стоимости дома осталась едва одна вторая, к немцу обратился Пётр Родионов. Он купил дом и даже помог перевезти оттуда те вещи, что не успели переправить в квартирку, купленную немцем в кредит. Иван Иванович рассказал Петру о полтергейсте, правда, уже после оформления всех документов, но тот лишь пожал плечами: "Я очень крепко сплю".
Посмотрим на Петра поближе. Это молодой мужчина – лет, примерно, двадцать семь. Высшее техническое образование. Не сразу нашел себе работу, долго копил на своё жильё и поэтому вынужденно жил с родителями. Недавно познакомился с приятной девушкой, что и послужило стимулом к приобретению дома. | Прошло три дня. Во время сна Петра никто не беспокоил, ничего странного в положении предметов утром не наблюдалось - полтергейст, казалось, ушел. Ключевое слово здесь - "казалось".
Воскресный день ничего плохого не предвещал. Юноша делал кое-какие намётки для очередного проекта по работе, когда к нему постучали.
-Лиса, ты ли это? Заходи! – Василиса – та самая, глянувшаяся Петру девушка – страшно не любила, когда её фамильярно называли Васей. – Углубляйся пока внутрь, я кое-что допишу и приду. – Сказав так, он удалился в свой скромный кабинет.
Девушка с лёгкой полуулыбкой направилась к дивану, занимавшему главенствующее положение среди мебели гостиной. Но присесть не успела.
-Ай! Дурак!
-Что такое? – Пётр высунул голову на пронзительный визг.
-Ты с ума сошел щипаться так сильно!? – Василиса потирала пострадавшую часть тела, находящуюся, кстати, чуть пониже спины.
-Э... Да я тебя пальцем не трогал! – Отвечал обескураженный юноша.
-А кто тогда это сделал!? Полтергейст?
-Может и он! – Сгоряча крикнул Пётр.
-И чем я ему так не угодила?
-Мне почем знать?
-Ну это же твой дом. И призрак тоже твой!
-А может, ты ему как раз слишком понравилась! Вот он и выразил симпатию!
-Зато я ему симпатию не выражаю! И хозяину его тоже!
Дверь громко захлопнулась.
-Замечательно! Шикарно! – Пётр немного подождал и тоже ушел. Домой он вернулся только к вечеру – свежий воздух хорошо прочищает голову.
Обязанным извиняться Пётр себя не считал, Василиса на контакт не шла совсем. Так всё кончилось, даже толком и не начавшись. Шло время. Ничего странного в доме не происходило. Наш герой продвинулся в должности и познакомился с Надеждой. Молодая душа, как и молодой организм, быстрее заращивает раны, тем более такие несерьёзные.
Надя при ближайшем рассмотрении оказалась мягкой и уравновешенной девушкой, красивой внутренне не меньше, чем внешне. Дело пошло к свадьбе.
Они сидели у Петра дома на диванчике в гостиной, просто молча держась за руки.
-Петь?
-Ась?
-А ты кольца уже присмотрел?
Пётр, как человек вполне неглупый, понимал, что такой вопрос встанет рано или поздно. Средств, однако, на приобретение произведений ювелирного искусства он не имел. Использование же для такого важного дела бижутерию он считал несерьёзным. Выход был найден им довольно быстро. Его поныне здравствующие родители последние годы практически не носили своих обручальных колец – отец просто не имел сродства к таким украшениям, а матери это было не всегда удобно. Так что Николай Анатольевич и Алевтина Петровна согласились подарить молодым свои кольца, не раздумывая. Единственное о чем просил их сын – не говорить ничего Надежде. «Кто знает, как она к этому отнесётся?» – думал Пётр.
-Да.
-Красивые?
-Конечно. Ты же знаешь, у меня идеальный вкус. О чем наглядно свидетельствует тот факт, что я выбрал тебя себе в невесты.
-Глупости. Это я тебя выбрала себе в женихи. – С улыбкой возразила Надя.
Пётр глубоко вздохнул:
-Ладно, допустим. Но тогда у меня тем более идеальный вкус. Раз уж ты меня выбрала... | Разговор в подобном шутливом тоне затянулся до позднего вечера, и Надежде пришло время возвращаться домой. Попрощавшись, она ушла, а Пётр зашел на кухню выпить чаю. Наливая в чайник горячую воду, он заметил возле плиты какое-то поблёскивание. Приблизившись, Пётр увидел два золотых кольца. Одно довольно широкое, но не кажущееся грубым из-за растительного орнамента; второе более тонкое, явно выполнено на женский палец и с подобным узором.
-Этого не может быть. Этого не может быть, потому что этого не может быть!
Он взял кольца в руки, чтобы убедиться в их материальности. Немного повертел в пальцах, зачем-то опустил в стакан с водой, наверное, полагая, что они могут раствориться. Пётр перекрестил их, но они всё равно не исчезли.
-Я не выспался. Я просто не выспался... – Пробормотал он и пошел спать, забыв об остывающем чае.
Утром он, тем не менее, обнаружил кольца в том же стакане, где он оставил их вчера. Задумчиво посмотрев на них минут пять, он позвонил своему другу:
-Василь, ты сейчас не занят? Зайди ко мне. Зачем? Увидишь.
Уже через полчаса на пороге петрова дома стоял Василий Пронин:
-Чего у тебя случилось?
-Что ты можешь сказать про эти кольца? – С замиранием сердца Пётр протянул другу странные украшения. Он всё ждал, что услышит в ответ: «Какие кольца? Старик, тут ничего нет».
-Красиво, изящно. Слушай, а где ты их достал? Ты же вроде не располагал достаточной суммой, чтобы взять на заказ, а в то, что они продавались готовые, я в жизни не поверю.
-Да вот, подарили... Сам не ожидал.
-А ты ничего не хочешь мне сказать? – Василь вернул кольца и прищурил левый глаз.
-Нет. – Как–то слишком поспешно ответил Пётр. – Спасибо, что зашел, но я только что вспомнил, мне срочно надо... на работу забежать. Я там в пятницу кое-какие документы забыл, хочу на дом их взять.
-Ну, я вообще-то тоже только по пути зашел. До скорого.
Закрыв за Василем дверь, Пётр сделал то, чего не делал очень давно – достал из шкафчика на кухне бутылку водки, налил себе рюмку и выпил одним духом.
-Пётр Николаевич! – Сказал чей-то басок.
-Кто здесь? – Обернулся вокруг себя мужчина.
-Разрешите представиться, Мафусаил. Можно просто Мафаня. – На одной из трёхногих табуреток сидел маленький человечек, похожий лицом на самого Петра, только заросший щетиной по самые глаза. Одежды на нём не было, но это не бросалось в глаза благодаря большой его мохнатости.
-Здрасьте... А вот и полтергейст... – Пётр задумчиво посмотрел на пустую рюмку. | Человечек поморщился:
-Пётр Николаевич, вот зря Вы так! Немцы, которые туточки до Вас жили, так те тоже меня повтергестом называли. Верите, так мне надоели, что ажно невмоготу! Какой же я повтергест, когда я домовой! Кстати, Пётр Николаевич, а Вы знаете, что питие в одиночку ни к чему хорошему не приводит?
Мужчина посмотрел на домового и, поставив рядом с ним вторую рюмку, налил себе и ему. Дух дома после водочки разговорился ещё больше:
-Я ещё махоньким домовёнком был, когда немцы эти сюда вселились. Как они нам с батькой надоели... Ладно еще б православные были, а то они нехристи вишь, в лютеранство ударились!
-Мафаня, а тебе-то какая разница?
-Нет, конечно, я мракобес и по православному и по лютерански... Просто вишь, православие русское оно привычней как-то, роднее. Хоть я и числюсь как нечистый. Тут ведь ещё от народа зависит. Коль народ добродушный, то он даже злобную веру под себя переделает. И наоборот. Нам ведь много не надо, относитесь к нам по-доброму и мы тем же ответим. Да... Так вот, об чем я? А, да, батюшка мой скончался, не перенёс такого неуважения с хозяйской стороны. Ну вот я и залютовал, вытравил их, почитай как тараканов.
-И Василису тоже ты?
-Ну так кто ж знал, что она так разобидится? Не удержался я, давно девок красных не видал. Ничего страшного ведь не случилось?
-Ну... В общем да.
-Пётр Николаевич, ты не стесняйся, подливай поманеньку.
Пётр снова налил себе и домовому.
-И кольца - тоже ты?
-Скромничать не буду. Я это сделал. Да пылились они на чердаке без дела, а тут такой повод! Я опосля того раза с Василисой осторожничал, нехорошего чего сделать не хотел. Потому к Надежде твоей просто так приглядывался. Хорошая она, ласковая. Это для девки очень хорошее свойство. Да и конституция у ней очень даже... Ты извини, что так вот обсуждаю её при тебе, не удержался.
-Прощаю, но впредь не надо так. – Пётр налил снова.
-Понял. – Мафаня выпил рюмку и хотел было уже поставить её на место, но вдруг остановился и к чему-то прислушался. – Извиняй, пора мне, дела.
-Какие дела?
-Не слышишь чтоль, кошка на крыше. Давненько я не катался... – Мафаня достал неведомо откуда верёвку с петлёй и уздечку, махнул рукой и растворился в воздухе. | | шикарно! я в восторге! |
1|2|3К списку тем
|
