Форумы-->Творчество-->
1|2|3
| Автор | Росказни от Первого |
|---|
| Тут буду выкладывать свою прозу, прошу не отписываться, не флудить и не критиковать, пока произведение не будет закончено и в конце не будет стоять большими жирными буквами КОНЕЦ:) | И тогда пошел дождь.
После работы позвонила мама. Голос полнили слезы.
-Приезжай в больницу сынок, отцу плохо.
Она говорила что-то еще, а я уже собирался. Отец и раньше лежал в больнице, но никогда ее голос не звучал так горько.
-Еду. - ответил я наконец, одевая куртку. - Сейчас буду мам.
-Ты куда? - удивленно подняла брови жена наблюдая за моими скорыми сборами.
-В больницу, отцу плохо. - коротко бросил я и вышел на улицу.
Ехать до больницы было недалеко и вскоре я уже стоял в холле набирая мамин номер.
Она вышла, спустившись со второго этажа, терапевтического отделения. Состарившаяся разом на несколько лет, с красными от слез глазами и еще сильней прорезавшимися морщинками.
-Что случилось мам? - обнял я ее и поцеловал.
-Кишечник встал, врачи сказали. - всхлипнула она. - Он же вот два дня как выписался. Был такой бодрый и веселый. Говорил что чувствует себя хорошо. Все порывался облепиху спилить, чтоб внуки не поранились. Ну спилить то он ее спилил, а вечером на улице, ноги у него подкосились. Хорошо рядом стояла, успела подхватить. А он холодный и говорит помираю...
Мама снова всхлипнула. Я сглотнул вставший поперек горла горький ком.
-Пошли к папе. - выдавил я накидывая взятую из дома простынь на плечи.
Отец лежал в отдельной палате. Там было только две кровати, столик и маленькая тумбочка. Больше ничего. Скромная спартанская обстановка для тяжело больных.
-Привет пап. - я подошел к отцу и взял его сухую прохладную руку.
Он слегка кивнул. Ему было трудно говорить. Я видел что ему очень плохо. | -Я позвонила Паше. Он уже едет. – Тихо сказала мама. И у меня защемило сердце. Я понимал что значат ее слова, но не хотел в это верить.
Пашка – это мой младший брат. Еще была Ленка, средняя по старшинству, но самая первая, как, ни странно выскочившая замуж и уже растившая двух сыновей.
Я смотрел на отца, того, кто вместе с мамой, дал нам жизнь. Ноги и руки тонкие как спички. Лицо заострилось и исхудало. Глаза ввалились, и под ними растеклась синева. Сейчас он ничем не напоминал того молодого ветеринара, коим приехал в некое село, что бы помогать людям. И кого они так по неосторожности сгубили. Нет, я не клял их. Не хотел, что бы они почувствовали хоть часть страданий, которые пришлись на долю отца. Ведь во многом был виноват он сам. Виноват тем, что не мог отказать.
В холод и дождь он шел к ним. У кого-то не могла растелиться корова, у кого-то сломала ногу лошадь, у кого-то… и так было постоянно, сколько я помнил его способным помогать. Люди, они не хотят платить деньгами, им проще налить водки, спирта, самогона, ссылаясь на нехватку средств. И отец, еще не зная в какую пропасть его утянет доброта и сочувствие, принимал и такую плату. А потом это стало привычкой, которая вылилась в алкоголизм и проблемы в семье. При всем при этом он остался добрым ветеринаром готовым придти на помощь. Но потом и всему этому пришел конец.
Пришел в виде злокачественной опухоли кишечника. Это перевернуло его внутренний мир. Это была точка отсчета. Он мог, как ускорить неизбежный конец, так и отдалить.
Отец бросил пить. Все реже и реже стал врачевать животных. Не потому что не хотел… просто здоровья стало не хватать. И люди почему-то, в большинстве своем, отвернулись от него. Видно так устроен мир.
Не знаю, каких ему стоило усилий завязать с алкоголем. Но что невероятных, это точно. Он хорохорился, ведь врачи говорили, шансы есть и прожить можно сколько угодно, если соблюдать определенные правила. И он тоже надеялся... на чудо...
-Воды. – Прошептал с трудом отец и мама тут же бросилась к нему со стаканом и ложечкой.
Остальное я помнил будто в тумане.
Приехал брат. Приехала Ленка с мужем. Мы сидели и молчали, глотая молчаливые слезы, не зная как помочь и что делать.
Потом я нашел врача и он, обходя острые повороты жестоких слов, дал понять что отцу осталось немного. День, два. Кишечник запустить не удается, метастазы сделали свое дело. И ни медицина катастроф, которую я порывался вызвать, чтобы на вертолете увезти отца в реанимационный центр, ни хирургическое вмешательство уже тут не поможет.
Потом мама звонила его родным братьям, просила, чтобы приехали, попрощались... пока живой. Они не верили, ее словам. Как, почему? для меня до сих пор загадка. Сказали только, что он же две недели назад приезжал был бодр и свеж. Ехать им до нас было недалеко... километров сто пятьдесят. Но нет, они не приехали ни в этот день ни в следующий.
Потом я прощался с отцом, сжимая его прохладную узкую ладонь, говорил что все будет хорошо, что он выберется. Мне нужно было ехать домой. Завтра опять на работу. Туман, туман... так легче, так боль терпимей...
С отцом остался Пашка. Маме тоже нужно было отдохнуть. | На следующий день, на работе я старался не думать о плохом. А если и думал, то убеждал себя все будет хорошо. Все обойдется. Но нет...
После полудня позвонила сестренка.
-Срочно езжай в больницу. Мы сейчас тоже подъедем, только тапочки и полотенце возьмем.
И гудки отбоя...
Сердце похолодело... сжалось. Я негнущимися пальцами набрал номер начальницы.
-Да, говори. - услышал я недовольный голос.
-Мне отпроситься надо, отцу плохо... - выдавил я.
-Да что ж у вас все время что-то происходит. - заворчала та, ибо не любила подобные разговоры и вообще была противной донельзя женщиной. - ---Ладно, езжай. - наконец вздохнула она и отключилась.
До больницы я домчался быстро.
Все были уже там. В холле меня встретила Ленка. Глаза на мокром месте.
-Папка умирает. - всхлипнула она. - Хочет что бы его отвезли домой. | Все те же коридоры. Мрачные, под слабым освещением ламп, они видели множество смертей. Разных… громких и тихих, мучительных и мгновенных. Они равнодушно приняли бы и еще одну. Что им…
Только вот отец не хотел оставаться здесь. Не хотел уходить вот тут, среди безразличных серых стен, которые не пахнут домом, в которых нет ни грана родного тепла. Это потом я узнал, что врачи сказали, остались максимум одни сутки. Это потом мама рассказала что когда она с ним разговаривала, на вопрос, может домой поедем, он кивнул головой и умиротворенно закрыл глаза, зная что мы выполним его просьбу. А пока… я шел по серым, слабоосвещенным коридором, и в внутри все переворачивалось от страшной безысходности.
В палате уже стояли носилки. Тихо плакала мама, закрывая лицо мокрым платком. Тяжело насупившись, стоял Пашка. Под глазами темные круги. Не спал всю ночь, ухаживал за отцом. Тут же был и муж Ленки. Он тоже переживал, но не показывал вида.
Не буду рассказывать, как мы перекладывали отца на носилки и спускали со второго этажа по лестнице... Он пытался нам помогать, пытался хоть что-то сделать сам, стиснув зубы от боли и до последнего не желая быть обузой...
Мы ехали на двух машинах, на одной муж сестры, на другой я, мама… Пашка с Ленкой на заднем сидении поддерживали отца, успокаивали, что-то лепетали, прижимались к нему как маленькие бездомные щенки.
Двадцать километров до дома. Всего каких-то двадцать километров, но для нас это был длинный путь... и лишь для одного дорога в один конец.
Посредине пути папе сделалось еще хуже. Он жестами показал, что нужно остановиться. –Тошнит… откройте… - просипел отец и я нажал тормоз.
Кое-как мы успели его наклонить из машины и отца вырвало. Вырвало спекшимися сгустками крови. В сердце кольнула ледяная игла. Можем не успеть, не довезти. Однако он собрав волю в кулак слабо махнул рукой… Поехали мол… Он не мог умереть так…. Посреди дороги, так и не добравшись до родных покоев.
Мы были почти дома. Оставалось всего два поворота, по плохой ухабистой дороге. Я не давил на газ, машина почти ползла…я знал, каждая кочка отдается в нем страшной болью… отец застонал. Мы ворохнулись. | -Пап, что? – вскинулась Ленка. Нет, мне не передать выражение ее глаз, как и не описать все те чувства что испытываешь, когда умирает родной тебе человек.
Он не ответил, лишь застонал опять. И тогда я вдавил газ. Понимая, что не должно быть так. Отец не достоин такой участи, умереть, не доехав нескольких метров до дома. Да мне было гнусно и больно внутри, но я не мог, не имел права поступить по другому.
-Сына! Что ж ты делаешь! – запричитала мать. – Не видишь ему совсем плохо, а ты по кочкам летишь.
Пока она договорила мы уже подъехали к дому, Пашка выскочил из машины, открыл ворота и я въехал во двор. Следом муж сестры.
Мы осторожно вытащили отца из машины, вместе, как могли, стараясь не причинить боли. Хотели нести сами, но он вдруг замотал головой, и попытался опереться на наши с братом плечи, ясно давая понять, что хочет войти в дом своими ногами. На мои глаза навернулись слезы. Не знаю, придало ли ему силы то, что он оказался у родного крыльца или до последнего не хотел быть обузой, но мелкими шажками, медленными и мучительными, папа пошел в дом.
И как только переступил порог, силы покинули его. Ноги подкосились, и мы едва успели подхватить отца. Будто, некий ангел хранитель, придал ему сил, дабы свершить сей маленький, но для нас великий подвиг и, убедившись, что папа, наконец, переступил родной порог, ушел.
Мы положили его на кровать, на мягкую пуховую перину. Собрались рядом, с красными глазами. Мы все знали и не хотели верить.
-Руки немеют. – Прошептал отец, с усилием поднял их, принялся крутить и растирать, пытаясь вернуть им тепло. Он до последнего не хотел сдаваться.
-Есть хочу... – чуть позже…
Сестра дрожащими руками попыталась накормить папу теплым бульоном. После которого его сразу вырвало в поставленный рядом тазик. И это уже были не просто сгустки, там была и свежая, красная кровь.
Минуту папа лежал, полуприкрыв глаза и тяжело дыша. Мы держали его за прохладные руки и что-то говорили… говорили… о том, что мы его любим, что все будет хорошо и что-то еще и еще… а потом он попросил пить…
Это было страшно… это было неимоверно больно. Смотреть и осознавать свое бессилие. Свою беспомощность. На руках у нас умирал наш родной человечек. А мы могли, только стиснув его немеющие ладони говорить, что все будет хорошо, что все это скоро кончится и все будет как всегда. Нельзя плакать и стенать, когда человек уходит из этого мира. Нельзя держать уходящего своими криками между двумя мирами. Так легче… готовящейся уйти душе…
Мама вышла в зал. Я знал, она звонит родным братьям отца, так и не поверившим, но теперь это не имело никакого значения…
Отец застонал, дыханье стало прирывистым, коротким. Заголосила, не выдержав Ленка.
-Папа, папочка, не надо! Мы тебя любим! Слышишь, все любим!!!
Мама опрометью метнулась из зала к нам
-Не голоси! – прикрикнул я на нее. Хотя у самого в глазах стояли жгучие слезы, и горло готово было разорваться от сдерживаемых всхлипов. – Не надо Лен. Нельзя так!
-Паш-ку до-уччите… - Слышали мы меж редеющих вздохов… папа говорил что-то еще… речь становилась все бессвязней… Ленка прикусив губу лишь тихо-тихо всхлипывала. Мама опустилась на колени рядом… А мы с Пашкой все держали отца за руки и обещали ему, что все сделаем, все исполним.
Последний выдох… чуть дольше и тише предыдущих… наверно именно с ним душа покидает бренное тело, сбрасывая тленную оболочку. Отец ушел.
Смерть стерла все прошлые детские обиды, проблемы и недопонимания, что когда-то выросли между нами, смыла, оставив лишь сосущую невосполнимую пустоту.
Только потом, когда мы поняли, что все, его больше нет с нами, мы не стали сдерживаться… Такую боль нельзя держать внутри и даже врагу я б не пожелал ощутить как умирает родной человек, умирает на твоих руках…
Потом, когда слезы иссякли, мы обмывали папу, одевали в костюм. Была суета. Купить гроб венки. Обзвонить близких. За этой суетой, боль притупляется, становится чуточку легче. К вечеру папа лежал в открытом гробу во второй комнате и к нему приходили сел | К вечеру папа лежал в открытом гробу во второй комнате и к нему приходили селяне… приходили что бы попрощаться… кто-то плакал, кто-то стоял, скорбно опустив голову… он же лежал, такой умиротворенный, спокойный с полуулыбкой на лице.
Разумом я понимал - это просто спазм мышц, так иногда бывает, но душе хотелось верить что он улыбается, зная что мы его любим и всегда будем любить.
Ночью приехали его родные братья. Они рыдали, держали отца за руку, просили прощения. А он лежал и улыбался им. Казалось, он и не умер. Просто спит и снится ему что-то доброе... Вот сейчас папа проснется и скажет, что не держит на них зла… От этого мне тоже было больно... Не поверили, не попрощались… О, как я их понимал и сочувствовал…
«Что имеем, не храним, потерявши плачем» - всплыли тогда в моей голове слова…
А потом было утро и новый день. День похорон, плача и скорби. К обеду стал подтягиваться народ. Подъезжали машины, подходили люди. Кто-то нес венки, кто-то помогал готовиться к погребению…
Отец уже не улыбался… уголки губ чуть опустились и лицо казалось печальным. Словно, ему было в тягость, слышать рыдания и плач. Но мы ничего не могли с собой поделать. Нам было глубоко наплевать, что думают об этом другие, кто прошел через это поймет, да и мало таких, кто осудит... Это была наша боль, наше горе. Но и папа бы нас понял. Это нельзя оставлять внутри души. Таить и ждать когда это вырвется чем-то страшным и непонятным как у некоторых…
Потом была процессия… она растянулась на полдеревни… Никогда, никогда в жизни я не видел чтобы на похоронах в нашей деревне было столько народа. Обычно хоронили только родные, свои да приезжие да селяне, о том знавшие.
А тут из райцентра, и с ветстанции, и с соседних деревень, и даже с города народ… Много-много тех, с кем пересекалась когда-то судьба отца, кто помнил его как доброго, отзывчивого человека… и не забыл до сих пор…
А когда мы подъезжали к кладбищу, с неба полил дождь. Теплый такой, спокойный. Мне показалось что он очищает душу от тяжести и беспросветной печали… Небо, наверно, тоже оплакивало папу. Прощалось с ним. Взамен даря нам очищение…
Я сквозь слезы сказал это маме, сестре, братишке, родным братьям отца и они зарыдали…
Пусть папин путь был нелегок, извилист и тернист. Пусть у нас с ним были конфликты, а у него со своей душой. Пусть он был, если посмотреть с точки зрения церкви, греховен, но…
Ведь недаром в народе говорят, по хорошим людям всегда небо плачет.
КОНЕЦ. | | сильно только не критикуйте.. оке... | для 1-йа:
На будущее.. оставляй, пожалуйста, пробелы между абзацами. Уважай своих читателей:) | | Здорово... | | Похоже, это очень автобиографично. Комментировать поэтому не хочется, кроме общего замечания, что написано хорошо. | | Хорошо. Очень хорошо. | Трагичненько. Затронуло, просто такое не может не затронуть любого нормального человека, но всё же мне чего-то не хватило.
мне не передать выражение ее глаз, как и не описать все те чувства что испытываешь, когда умирает родной тебе человек.
Монстр был такой страшный, что не описать словами (с)
Но описывать надо. Отмазки "настолько сильно/слабо/ужасно/больно, что и рассказать невозможно" - выход, но это большой минус автору. Лучше всё же слова подбирать и постараться описать и чувства, и мысли, и взгляд, и всё остальное. | | здорово. очень хорошо написано | Ф-1
ок, приму к сведению. | про монстров кстати для меня отписать не проблема))) фантазия богатая...
мб кто подскажет по стилю, какие ошибки, мб по чему-нить другому... | Хороший текст, спасибо.
По медицинской части есть нюансы, конечно, но это же не диссертация. Да и пациентам с такими диагнозами, как правило, все подробности не рассказывают. Поэтому еще раз спасибо. | спасибо за отзывы... готовлю еще один рассказ.. как допишу выложу, или выложу когда будет написана хотя бы часть и будет время...
для чАццкий... по поводу медицинской части отписал тебе в личку... мне было бы интересно узнать, какие именно ньюансы... | мб кто подскажет по стилю, какие ошибки, мб по чему-нить другому...
По стилю сказать пока нечего, он еще не выработан окончательно.
Скачки с пафоса (по моему мнению, совсем тут ненужного) на просторечье происходят.
С пунктуацией не всё хорошо. И обилие многоточий в конце не дает никакого эффекта, не везде они нужны. | Прощание
-Сволочь ты! – Анька залепила мне звонкую пощечину.
Я не стал уворачиваться. Заслужил, как есть заслужил. Щека вспыхнула острой болью. Боль превратилась в сильное жжение. Жжение разбудило в душе чувство вины. Но я знал, останавливаться поздно.
-Еще ударишь? – вопросительно вздернул я бровь.
-Если не прекратишь, то да! – зло бросила Анька, и я невольно улыбнулся.
Она всегда была скорой на расправу и лишь остыв, могла рассуждать здравомысляще.
-Что лыбишься?! - в глазах девушки мелькнула ярость. Я невольно сделал шаг назад. Саданет еще чего доброго меж ног, с нее станется. - Решил бросить так и скажи прямо! Зачем ломать комедию и придумывать небылицы! – сейчас в ее глазах проступили слезы. Настоящие слезы влюбленной, чьи чувства я так цинично попрал. – Ты ведь не мог… не мог так поступить… и-и… я ж тебя со школы знаю… ты ж не то, что девчонок трахать, ты даже познакомиться подойти боялся…
Она все-таки любила меня… любила всем сердцем и душой двадцатилетней девчонки, взахлеб, страстно, невзирая на мои недостатки и минусы… и сейчас искала спасительную соломинку, то за что сможет зацепиться надежда.
Я тоже привык к ней, к милой, обаятельной, иногда вспыльчивой, но быстро отходчивой. Наверно я тоже любил ее по-своему, хотя до сих пор не мог дать четкого определения, что же такое любовь. Мне было комфортно с Анькой. Ее бездонные изумрудные глаза столько раз спасали от депрессий, что в пору было ставить Аньке маленький памятник «за спасение, значит, души».
Конечно, она не верила, что я мог ей изменить, допускала гипотетически, но не верила. Зная мой круг увлечений и неспособность знакомиться с особями противоположного пола, или тем паче разводить их на близость, Анька частенько меня подкалывала, вспоминая школу. Мол, откуда у меня взялось столько смелости пригласить ее на свиданье. И самое главное, чего это ей в голову взбрело ответить взаимностью… Таки разговоры как правило заканчивались моим притворным гневом, криками: - «Ах вот как ты заговорила! Да я тебя!»… потом мы лежали обнявшись, шептали друг другу какие-то нежности, я вдыхал пряный аромат ее кожи и чувствовал себя абсолютно счастливым.
Сейчас мы стояли на крыльце кафетерия. Близилась полночь. Прохладный осенний воздух легким паром вырывался из легких, клубился в слабом свете неоновой вывески и истаивал там, где свет переходил во тьму. Мы замерли друг напротив друга, а я со щемящей тоской думал, что возможно вижу ее в последний раз. Со временем наши чувства, какими они б не были, истают так же как пар, который мы выдыхаем. Останется лишь печаль и горечь, немного сдобренная памятью о светлых мгновеньях. Но мы уже никогда не будем прежними и не сможем повернуть время вспять. Ах! Аня, Аня, если б ты только знала… |
1|2|3К списку тем
|
