Форумы-->Творчество-->
1|2|3
| Автор | Конкурс "Перерождение". Работы. Проза. |
|---|
| Просьба в данной теме НИЧЕГО НЕ ПИСАТЬ. | №1
- Ты что, совсем тупой? – устало покачал головой R. – Ну будто ребёнок, честное слово…
- Что ты сказал?! Я будто ребёнок?! – обиженно стукнул кулачком по столу и надул губы V. – Ты… да я тебя… ты будешь гореть в печи на медленном огне, и уж я прослежу чтобы обморок не облегчил твои муки!
- Слушай, давай я еще раз объясню… - R выставил руки в защитном жесте. – Я –красивый, высокий, умный, хитрый, храбрый. Я знаю шесть языков, у меня причудливо изогнутые брови, проницательные зелёные глаза. Меня разыскивают спецслужбы трёх стран, ведь я плохой парень. Посмотри на мои мускулы, на мою осанку, на эту кожаную безрукавку и мои порванные и запачканные, но от этого только выигрывающие в своей крутости, брюки. Посмотри на мой амулет в форме изогнутых в улыбке губ. Этот амулет мне оставил дедушка перед своей смертью. Я никогда не знал своих родителей. И главное: L – моя девушка. Я пробрался через всю твою зловещую базу, победил целую уйму твоих приспешников и вот, стою прямо перед тобой. Неужели ты не понимаешь, что я – главный герой?! Я всё равно в конце концов одержу верх и спасу L! Как ты этого не понимаешь? Потому, давай лучше сдавайся и покончим с этим…
- Ты не мог бы побыстрее, милый? – раздался щебечущий голосок L из угла комнаты. – Мне тут немного неудобно…
Смуглая красотка стояла посреди стеклянного куба, медленно заполняющегося водой.
- Ну что скажешь, V? – сдаёшься?
V начал было почесывать прилизанные волосы, но вовремя спохватился: еще секунда - и прическа была бы безнадежно испорчена. Рука, которой всё равно нужно было чем-то заняться во время мыслительной деятельности хозяина, принялась теребить его черный галстук с черепками.
- Знаешь, R… - медленно протянул V своим тоненьким голоском. – Пожалуй, ты прав…
- Ну вот и прекрасно!
- Я не договорил! - поднял пухлый палец-сосиску злодей. – Так вот… пожалуй, ты прав… но ты забыл учесть одно обстоятельство.
- Ну? – скептически скривил губы R.
- У злодея в рукаве всегда должен быть козырь! – хохотнул V, нажимая на потайную кнопку под столом.
R устало вздохнул, готовясь смотреть, как его оппонент начнёт превращаться в большую страшную тварь. Или как из пола вылезет огромный железный робот. Или танк. Или из-под стола появится экзоскелет, в который влезет V. Эти злодеи такие предсказуемые…
Однако ничего подобного почему-то не произошло. Зато героя шарахнуло током. Довольно ощутимо, стоит сказать.
- Эй! – возмутился он.
V подленько захихикал.
- Ты меня разозлил, крысёныш, - взяв себя в руки, процедил R. Пришло время ответить за свои злодеяния.
С этими словами герой молниеносным движением вырвал из поясной кобуры пистолет и выстрелил. Он не ожидал, что так просто убьёт врага – впереди еще предстояло провести тяжелую финальную битву.
Однако… V охнул и упал со стула.
- Что, всё, что ли?.. – неимоверно удивился R. Он сделал шаг вперёд, всё еще не веря в столь быструю победу, и… его шарахнуло током.
Из-под злодейского стола донесся смех.
- Ах ты ж!.. – дёрнулся R. Он вдруг почувствовал, что плечи его сжимает холодное железо. Механические тиски спустились с потолка и полностью обездвижили героя.
В тот же миг злодей вылез на свет и, выковыривая пулю из кожи на лбу, где она прочно застряла, посеменил к герою.
- R! Мне тут совсем неуютно! – жалобно позвала L, стоящая уже по пояс в воде.
- Секунду, дорогая! – отозвался герой. – Что теперь, крысёныш? Будешь меня пытать?.. или попробуешь убить?.. ха-ха-ха!..
- Да нужен ты мне… - фыркнул V, вытаскивая из карманов маркер и машинку для стрижки.
- Эй-эй, ты что творишь?! – задёргался R, чувствуя, как маркер скользит по лицу.
- Рисую неприличные картинки, конечно же… - пробормотал злодей. – Сейчас я тебе еще на голове такое выбрею, что тебя на улице первый же полицейский за нарушение общественного порядка в тюрьму упрячет… и кому ты будешь нужен тогда со своим пафосом…
R на мгновение застыл, прекратив вырываться. А затем криво усмехнулся и произнёс:
- Дурак ты, парень. Дурак.
В следующий миг руки б | В следующий миг руки бывалого «плохого парня» неведомым образом оказались на свободе, и он тут же воспользовался этим чтобы ударить злодея.
- Не бей, не бей, не бей меня! – взвизгнул V, падая на пол.
- Ты просто жалок, - презрительно хмыкнул R.
Он отвернулся от унижающегося врага и стремительно, в пару прыжков, добрался до куба с уже задыхающейся девушкой.
Один удар – и стекло разбивается вдребезги, позволяя воде бурным потоком хлынуть на пол.
L упала в объятья любимого.
- У тебя на лбу написано «Я делал это с неграми», - приподняла бровь девушка.
- Угу… - промычал тот. Он ждал удара. Удара в спину, который просто обязан был нанести злодей по закону жанра.
Но удара не последовало.
Герои жарко поцеловались.
- Идём отсюда… - прошептал R. Он взял возлюбленную за руку, развернулся… и перед глазами его предстал V, одетый в джинсовую курточку,обтягивающую футболку, которая особенно хорошо подчеркивала его пузо, и коротенькие узкие брючки.
- Что за?!.. – изумлённо выпучил глаза R, не в силах понять, как это его заклятый враг успел так быстро переодеться.
В следующий миг на затылок героя обрушилась… французская булка с твёрдой корочкой. Изумленный R оглянулся назад и увидел смеющееся лицо своей девушки. Обломок булки она держала в руке.
- Какого черта здесь… - начал было R, но не успел договорить. Его шарахнуло током и герой без сил повалился навзничь.
V рассмеялся своим тонким, противным, но жутко заразительным смехом. L засмеялась в ответ и, подбежав к нему (через героя она просто переступила), весело обняла.
- Как тебе наша сегодняшняя игра?.. – отсмеявшись, крикнул V куда-то вверх.
- Сегодня прекрасно, ребята, выше всяких похвал! – добродушно улыбнулся Джим Тайфер, нанося легкие штрихи карандашом на уже почти дорисованную картинку. – Жаль только, что этому выпуску суждено стать последним.
- Что?! – изумилась L. – Как последним?!
- Вы прекрасны, ребята… и некоторые люди очень вас ценят… но слишком многим вы непонятны… - Джим грустно вздохнул и одним залпом осушил стакан виски. Закрыв на пару секунд глаза, он полностью отдался своим внутренним чувствам. Затем он снова взялся за карандаш, отвечая терпеливо ожидающим персонажам. – Людям нравятся простые и ясные комиксы… при чтении они хотят расслабиться и получить удовольствие, а не увидеть что-то необычное и непривычное.
- Мозги им напрягать не хочется просто… - недовольно пробурчал R.
- Так или иначе… мы с вами не расстанемся. Вы навсегда останетесь в моём сердце и на моей бумаге, ребята. Я обещаю.
Карандаш художника заскрипел, выводя под собой очертания худого человека, как две капли воды похожего на Джима Тайфера. Когда последняя деталь его внешности была закончена, рисованные персонажи тепло обнялись.
V, L и R были троицей героев, вечно примеряющих разные роли в разных ситуациях и вечно обсмеивающих всевозможные штампы и типажи. Пухленький лысоватый мужичок бывал уже и Крестным Отцом, и пилотом звездного истребителя, и маленьким отважным хоббитом, и человеком-осьминогом, и безумным ученым, и комичным папой блудного подростка… высокий мускулистый красавчик-парень успел за свой век стать рыцарем джедаем, злобным орком, хитроумным следователем-детективом, восходящим рок-звездой и бывшим боксёром-наркоманом. Да и смуглая длинноногая красотка примерила на себя несколько десятков разных амплуа.
Каждая их история была своеобразной, смешной и по-своему удивительной. И всегда эти истории заканчивались неожиданными, несуразными и, как казалось, глупыми финалами, после которых V, L и R обращались к читателям и общались между собой.
Из-за низких продаж выпуск комиксов VLR был закрыт.
Джим Тайфер же продолжал общаться со своими друзьями, рассказывая им о происходящем в мире и иногда играясь в так сильно любимую ими игру с веселыми историями… но вскоре художник заболел и скоропостижно скончался. В глазах его стояли слезы, когда он лежал на больничной койке и прощался с теми, кого так любил. И они тоже горько плакали, прощаясь со своим создателем. | - А ну брысь отсюда, чертовы кровососы! – орал невысокий упитанный мужик, отчаянно стреляя из помпового дробовика. Путей отступления не было - он буквально вжался спиной в угол.
За спиной его торчала черная дыра вентиляционной шахты, в которой только что скрылась смуглая девушка. В руках этой девушки лежал шприц – противоядие от вампиризма. Последняя надежда человечества.
- Патронов на всех хватит, тварюки! – провопил мужик, перезаряжаясь.
Монстры зашипели, прячась за колонны и перевернутые столы.
- Ну что, кто следующий?!
- Ссссс… стооой… - внезапно выступил вперёд один из вампиров. Он был высок, строен, мускулист. В глазах его читалась сила воли и мудрость – нетрудно было догадаться, что перед мужиком стоял главарь.
- Что, уродец, решил один на один со мной потягаться?! – осклабился мужик.
- Сссс… - вампир медленно засунул руку себе за пазуху и… вытянул оттуда бутылку пива. – Давай мирррриться, мушшшик… мы не шшшелаем тебе ссссла…
Мужик секунду недоверчиво смотрел на пиво. Затем перевёл взгляд на вампира. И снова посмотрел на пиво. Выкинул дробовик на пол и крепко обнял кровососа.
- Я знал, я знал, что в вас погибло не всё человеческое!
Кровососы ликующе закричали, выходя из убежищ и доставая всё новые и новые бутылки с алкоголем. Спустя пару минут в помещении уже вовсю шла настоящая пьянка.
Из дырки в стене выглянуло симпатичное личико.
- Что, без меня гуляете?! – возмутилась девушка и, выбравшись наружу, тоже присоединилась к общему собранию. Гулянка стала еще веселее.
«СТОП! СНЯТО!!», - раздался крик оператора.
Актёры тут же расслабленно рассмеялись.
- По-моему, отличный дубль вышел!
- Эй, Тим, ну как, нормально получилось?
- Мы хорошо сыграли?
Ответом им послужила добродушная улыбка режиссера. | №2
Шум, гам, невозможно… Невозможно расслышать самого себя… Невозможно докричаться до товарищей… Свист и улюлюканье… Улюлюканье толпы, которая против тебя… Свист толпы, которая была за тебя… Одни тебя ненавидит, они поставили на тебя, другие над тобой смеются, они ставили против тебя… Я для них скаковая лошадь, которая должна прийти к финишу первой или никакой! Черт! Нет, я хуже, я для них бездушная машина, которая должна работать на износ! На износ… После чего меня швырнут в мусорку, как половую тряпку… К чертям, я хочу тишины и покоя! Пятнадцать лет коту под хвост, и никому нет дела… Пятнадцать долбанных лет! И всё… Лицом в землю, лежать и не шевелиться… Я хочу тишины! Я требую тишины! А в ответ: «Жри землю!» Ненавижу… Тихо умереть… Вперёд! К тишине…
- Давай, вставай – товарищ подходит ко мне, - мы ещё отыграемся…
К чертям всё и вся! Я вратарь! Я вратарь своей национальной сборной, и я, всё ещё, хочу выиграть этот чертов чемпионат! Ненавижу… | №3
Сон старика был тяжёлым. Когда-то ему снились обычные сны тибетского крестьянина - зеленые поля в долинах, шумные китайские базары, терпеливые яки бредущие по горным тропам...Последнее время в его дремлющее сознание всё чаще врывались рычащие каменные львы, ранее мирно спавшие у ворот храмов, многорукие монстры, топчущие поля в своём бесконечном танце с саблями, языки пламени окружающие его со всех сторон...
Наконец, старику удалось вырваться из объятий горячечного кошмара, образы померкли, превратились в расплывающиеся красно-синие круги и рассеялись. В воздухе его лачуги запах горячего масла из лампы смешивался с ароматами горных трав принесенных, соседом-лекарем.
Прославленная тибетская медицина уже не могла помочь крестьянину - длинная трудовая жизнь была прожита и вот-вот должна была завершиться.
Рядом с ложем умирающего сидел лама. Он тихо бубнил древний текст, поглаживая длинные страницы "Книги Мёртвых". Лама был старшим сыном крестьянина, когда-то очень давно по-традиции отданным в ближний монастырь.
Старик не раз слышал как читают "Освобождение посредством слушания", но сейчас это чтение относилось непосредственно к нему. Нирвана, к которой уговаривали стремиться ламы, не очень прельщала крестьянина. Он не думал, что лучшей наградой за его терпение и праведность будет исчезновение, растворение в "свете", о котором повествовалось в начале "Бардо Тхёдол". Описания "гневных" и, не менее страшных, "милостивых" божеств тоже не слишком его трогали - он успел насмотреться на них в своих снах. Больше всего старика занимала возможность выбрать, в силу своих заслуг, благоприятное место следующего рождения. Он хотел заслуженного отдыха в стране, не знающей холодных зим, изобилующей зеленью и тёплыми реками, защищенной от врагов высокой и длинной стеной. Крестьянин мечтал о роли благородного правителя, боготворимого подданными, хозяина роскошного дворца, отважного воина, защищающего добро и справедливость... На губах умирающего затеплилась улыбка, глаза его закрылись в последний раз, но уши ещё долго слышали произносимые сыном слова из священной Книги... | Когда-то сон короля был крепким и спокойным. Лишь изредка приходили вещие сны, помогающие ему разгадывать замыслы неприятеля,
планировать победоносные битвы и разоблачать предателей. С недавних пор его ночи наполнились мерными шагами марширующих фаланг, грохотом несущейся тяжёлой конницы, рёвом сигнальных труб. "Повелитель праведных, Миротворец, Повергающий Тьму и прочая, прочая" очень устал от всего этого. Казалось, он променял бы свою участь на долю простолюдина, рыбачащего где-нибудь на морском побережье...
Последнее время с его снами стало происходить нечто странное - на всё поле зрения спящего разворачивался снежно-белый свиток покрытый письменами. Попадались отрывки написанные понятными буквами и даже словами, но смысл всё равно ускользал от пытавшегося прочесть их короля. Были на свитке и другие слова, написанные на неведомом языке, не то закорючками восточных пигмеев, не то колдовскими значками некромантов. Все это разнообразие рябило и расплывалось перед мысленным взором, отдельные участки меняли цвет с мрачного чёрного на тлеющий зелёный или ядовитый синий. Пробуждения монарха стали мучительными - перед тем как исчезнуть письмена выстраивались в бесчисленные одинаковые прямоугольники, подобно огромной армии. Они искажались, как будто проявляли свою суть и превращались в обычные кружочки и чёрточки. После таких пробуждений у короля какое-то время кружилась голова - мир казался бушующим вихрем из проклятых значков. Но сегодняшнее пробуждение было еще более страшным. В дубовую дверь королевской спальни забарабанили кулаки. "Ваше Величество,- донёсся голос штабс-маршала,- доставили срочное сообщение! Неприятелю удалось пробить Стену на левом фланге! Орды северных еретиков ворвались на территорию королевства!"
Альтор Светоносный рывком сел на кровати, рука судорожно сжимала край одеяла, в левом виске тупой болью отдавался ночной бред. Но ум стратега уже приготовился нырнуть в пучину бреда дневного -
древняя война вступала в новую фазу... | №4
Планета Земля
Я брошена. Я всеми потеряна и забыта в этой вечной пустоте. Меня использовали, надо мной надругались и выбросили, как ненужную игрушку… Меня не воспринимали в серьез, они делали со мной что хотели, а я даже не могла ответить им. Они ставили надо мной бесчеловечные опыты, - вскрывали мне вены, вырезали органы и заменяли их искусственными. Они отравляли меня, чем-то заражали, наносили ужасные раны и смотрели то из этого выйдет… Повторяли все это снова и снова, но каждый раз по новому, и скрупулёзно записывали все результаты.
Ну да…
«Исследователи», «первооткрыватели» - так они себя называли и продолжали эти мерзкие опыты…. Будто я не молила о пощаде, не просила их остановиться, будто они не слышали моих криков и не видели слез…. В итоге они забрали у меня все что я могла им дать и даже больше, после чего ушли, оставив умирать мое искалеченное тело.
Я уже не помню как выглядела до этого, не знаю с чего это началось… А ведь раньше они поклонялись мне как божеству, называли «Праматерью» и защищали в меру своих небольших сил… Но это я их оберегала и растила. Я им дала жизнь, отдавала всю себя, безмерно баловала и в итоге поплатилась.
Как это было глупо….
Смотрю вперед и вижу свою младшую сестру, ее постигла та же участь. Они проигнорировали даже тот факт, что она уже была готова вот-вот разродиться новой жизнью… Препарировали, исследовали и в итоге убили. Прошло уже достаточно много времени и теперь я вижу ее белеющие кости в лучах восходящего солнца, такие хрупкие…. Мне очень больно, я с трудом сдерживаю слезы, но не могу отвернуться.
Я помню…
Я все помню и это самое ужасное – моя вечная память…. И моя беспомощность.
Прямо сейчас, на моих глазах они исследуют моего брата. Они рады, ликуют, твердят что это «новый прорыв», «шаг в будущее» и снова игнорируют его боль. Они не слышат его, не хотят, хотя могли бы… Но они зажимают уши и твердят, что это «всего лишь объект исследования, у него нет души и он не может испытывать боли». Они снова что-то вырезают у него, вырывают, разрывая жизненно важные артерии и вены. Их немного напугала его судорога боли, но они настойчивы… Он задыхается, мой брат. Они вживили ему чужое легкое и смотрят, как оно приживется, заставляют дышать ядовитой для него смесью…. Уже скоро он умрет, и они снова бросятся на поиски нового объекта исследования, как стервятники будут кружить над телами беззащитных.
Снова, снова и снова… | Господи, есть ли мера у их жадности, есть ли границы у их жестокости?... Видимо нет, но может и есть, просто я не в состоянии их познать или увидеть. Но не смотря ни на что это я их породила и я за них в ответе, ведь они мои дети. Надо было удавить их еще в колыбели, как паразитов, как мерзких червей… Но поздно жалеть и сделанного не воротишь, то что они сотворили неисправимо и им никто не в силах противостоять. Я их вырастила сильными, избалованными и алчными. Я волей или неволей сотворила чудовище…
Я все еще жива, они посчитали что раны нанесенные мне смертельны, но это не так. Я все еще дышу, мое сердце пока бьется и я борюсь. Больше не за себя, а за жизнь моего еще не рожденного ребенка. Они не заметили его в моем теле каким-то чудом и ушли оставив шанс на спасение. Такой слабый лучик надежды, но он крепнет со временем.
И вот, свершилось. Не смотря на то что было так трудно я смогла, хотя временами накатывало отчаянье и казалось, что мои дети умрут так и не родившись. Но они выжили и смогли увидеть солнце, впервые в своей жизни. Дети еще слабы, но станут сильными, потому что я не могу им дать ничего из того что хотела бы, и им придётся выживать своими силами. Но самое главное, они оказались способны услышать мой слабый голос и теперь помогают избавиться моему телу от скверны.
Теперь я почти счастлива, но по-прежнему мучима страхами прошлого, от которых оберегают меня мои дети… Они стараются, они растут и развиваются, они уже стали сильными и станут еще сильнее со временем...
Недолго длилось спокойствие – «исследователи» снова обратили на меня внимание и хотят вернуться. Я не знаю что ими движет, но мне уже страшно…. Я боюсь повторения истории и буду готовиться к их приходу, что бы они могли за себя постоять, мои дети. Я дам им крылья и сильные руки, прочную защиту и невидимое оружие, что бы они могли разрушать слабые сознания "исследователей"… Я буду готовить их к сопротивлению. К войне.
Я уничтожу тех тварей что породила, что привели меня к моему нынешнему состоянию. И прекрачу этот бесконечный путь их жестокости... | №5
Он всё говорил и говорил, а она всё смотрела, смотрела на него и почти не различала смысла.. Так, как кочки на болоте, фразы на мгновение поддавались осмыслению и пропадали в болотной жиже . " Я как порядочный мужчина не могу больше врать тебе..", "..недавно понял, что не могу без неё..", "..пока можете недолго пожить здесь..","..честно поделим..", ".. по возможности буду вам помогать..".. Её мир обрушился за считанные минуты, и не было у неё никакого такого предчувствия, и не замечала она ничего такого странного. Так нельзя любить,- говорили подруги, "он тебя не ценит", - это уже мамины слова, "..я никого так не любил, как её",- а вот это уже был контрольный выстрел. Она вообще плохо помнит, что было потом, что она говорила ему, или вообще ничего. Помнит, сестра приехала и забрала трехлетнего Лешку, чтобы она "пришла в себя". Пришла в себя,- смешно. Она лежала на диване, глядя на трещину на потолке и вспоминала. Со стороны, если бы вдруг нашёлся такой и посмотрел не нее, точно принял бы за сумасшедшую. Просто она смотрела и видела там свою жизнь с ним, их жизнь.. Как познакомились, как ходили с палаткой на Ориль, как танцевали под дождем на старой, заброшенной даче, как он кружил её на руках, когда узнал, что у них будет ребёнок, как.. Вспоминалось почему-то только хорошее. То, что разрывало ей сердце.
Потом. Потом были съёмные квартиры, была вторая работа по выходным, были разговоры с ним с собой наедине, было пусто.
А потом Лешка заболел. Внезапно. Воспалением. Она так испугалась, что очнулась. Целовала его горящие ладошки, глаза, говорила ему что-то ласковое, гладила, поила.
- Мамочка, не бросай меня больше, обещаешь?, а голос хриплый, слабый..- Я люблю тебя, мам и никогда не уйду.
Она плакала, кусая одеяло за угол, чтобы не зареветь во весь голос, просила прощения у заснувшего сына, и слезы лились нескончаемым потоком, принося облегчение, освобождение. От той жизни, в которой был он. Приходило осознание того, что самое главное в ее жизни все же осталось, и это главное сопит сейчас все мокрое, потому что температура падает. И вместе с Лешкиной температурой ушло ее тихое отчаяние, безнадежность.
Они обожали приходить сюда. Иногда даже в будни после работы она забирала Лешку, покупала пару булочек с кефиром и они шли на это место. Здесь кончалась "приличная" набережная и начинался "дикий пляж". Она сидела на здоровенном, нагретом за день камне, погрузив ноги в песок ,и смотрела как сын возился в песке, бросал мелкие камешки в воду и просто носился, как угорелый, напевая что нибудь, придуманное тут же. Книжка в руках застывала все на той же странице, а Лешка бегал и поглядывал на нее хитро, и звал поиграть. И тогда она, как девченка носилась за ним по пляжу, и не думалось ни о чем, просто было легко-легко, как в детстве.
- Мам, смотри, вон наш сосед идет. А это у него волк!
- Привет, отдыхающим! А этого волка зовут Крош, он - немец. В смысле, немецкая овчарка.
Она смутилась, отряхивая сарафан от песка, надо же, и тут не спрячешься, занесло его сюда. Сосед..
А он смотрел и не узнавал ее. Неужели это та, вечно-хмурая девушка, которая даже здороваясь, не поднимает глаз. Зря, потому что у нее необыкновенные глаза, невозможные, таких больше ни у кого нет..
- Меня Лешкой зовут. А Крош даст мне лапу? А вы тут тоже гуляете?
- А ты, Алексей, под парусом ходил когда нибудь? Я с яхт-клуба, если хочешь, возьму тебя с собой в следующий раз.
Конечно он хотел, еще как хотел, и она побоялась отпустить его одного с каким-то соседом. И они все лето вместе ходили в яхт-клуб, и осень.
А зимой Крош с Лешкой решили, что сколько можно бегать с третьего этажа на седьмой... | №6
Ласточки наматывали круги над заброшенным парком, пронзительно кричали, пролетали над прохудившейся крышей отделения и вновь уходили на очередной круг, так и не решаясь приблизиться к гнезду. На крыльце, рядом с окном, у косяка которого налипло противным коричневым вздутием ласточкино гнездо, расположились полицейские, нетерпеливо вглядываясь в раскрашенную малиновыми вечерними лучами потрескавшуюся асфальтированную дорожку, терявшуюся между засохшими липами. Младший сержант Скоробогатько каждый раз вскакивал с места, как только пара истошно кричавших ласточек приближалась к зданию, отчаянно размахивал пропотевшей фуражкой, а затем зачем-то громко орал: - Ага! Птенцы там?
-Да уймись ты уже, - пьяно пробормотал капитан Синицын, вытянув клетчатый платок и медленно, не спеша, утер пот со лба. – Позвони ему хоть, - произнес Синицын, складывая платок и засовывая обратно в карман.
- Так очередь, товарищ капитан. Наверняка очередь!
Синицын с сомнением покачал головой. В этом городишке, с населением в семь тысяч человек никто не решится занимать очередь перед лейтенантом Ивановым. Где угодно, только не здесь.
- Позвони! – выпятив нижнюю губу, отдуваясь, отдал приказ Синицын.
- Как скажете, товарищ капитан! – ответил Скоробогатько и достал из кармана брюк новенький «Айфон».
Впрочем, звонить ему так и не пришлось. Из-за повалившейся липы, вцепившейся своими корнями в землю, словно утопающий в своего спасателя, и поросшей молодыми тонкими стебельками, появился лейтенант Иванов. Показался он не один, впереди него, понурив голову, шел какой-то старик, с длиннющей седой бородой.
Синицын достал пачку «Честера» и, тряхнув ее, ловко выбил сигарету, после чего, вцепившись в фильтр зубами, подкурил от зажигалки «Зиппо» - подарок жены на день рождения.
- Взял? – первое, что спросил Синицын, когда Иванов со стариком подошли к крыльцу.
- Ясное дело, товарищ капитан, как же иначе? – Иванов довольно потряс углом кителя, показывая, что там кое-что есть.
- Ну, и отлично! - произнес Синицын. – А это кто? Что за бомж? На кой он тебе? – сказав это, капитан брезгливо оглядел старика.
- Да тут такое дело… Он спросил меня, как на Молодежную улицу пройти…
- И что? – сощурив правый глаз, выпустив дым, перебил подчиненного Синицын
- Ну как что? Предложил за это награду!
Иванов порылся в карманах брюк и вытянул на свет божий две золотые монеты.
Синицын, затягиваясь, поперхнулся. - Это то, что я думаю? – спросил он, усиленно разгоняя перед собой дым левой рукой и цепко вглядываясь в ладонь Иванова.
- Да, товарищ капитан, он еще предлагал, если я его провожу до нужного места.
- В обезьянник его. Быстро, быстро, быстро!
***
День Независимости России – праздник хоть и молодой, но, без сомнения, весьма важный. Капитан Синицын слабо представлял, от кого именно Россия получила независимость, но это обстоятельство совсем не мешало ему с коллегами по работе отметить такое событие чинно и размеренно в его кабинете. На видавшем виды массивном столе с двумя выдвижными ящиками, замки на которых были давно сломаны, полицейские разложили газету, используя ее в качестве скатерти. Сероватого цвета батон, палка копченой колбасы, от жары ставшей мягкой и рыхлой, что затрудняло процесс нарезания продукта тупым кухонным ножом, который Синицын незаметно умыкнул из дома, несколько пучков зеленого лука, свежесобранные с огорода Скоробогатько крупные огурцы да спичечный коробок с солью. Стол не радовал обилием, но этого и не требовалось.
- Ну, вздрогнули! – одобрил Синицын и три пластиковых стаканчика по команде взмыли со стола вверх, словно кортики гардемаринов, отдающих честь славе былых лет великой страны.
Изрядно захмелевший лейтенант Иванов ухватил пучок лука, сильно ткнул его в спичечный коробок с солью и, хрумкая, прищурившись, отщипнул кусочек батона.
- Так это, товарищ капитан, - не прожевав толком, промычал Иванов, - что скажете про нашего седока?
Синицын не спешил отвечать. Он размеренно рисовал на половинке огурца ножом «елочку», собираясь | после обильно посыпать огурец солью. Вариантов было немного. Либо старик украл монеты, либо нашел. Заставляло задуматься его совсем другое. Никто и никогда, и ни в какой ситуации за то, чтобы ему показали дорогу, не будет расплачиваться золотом. Вот что смущало Синицына и отчасти немного беспокоило. Как-то все не складывалось. Синицын потянулся к краю стола, и жирными после колбасы пальцами взял одну золотую монету за гуртик. Новенькие, даже можно сказать, только что отчеканенные. Какая-то баба в короне на аверсе, на реверсе странный знак и непонятные буквы, таких капитан ни разу в жизни не видал.
- Может, шведские? – подумал Синицын, вертя монету в руке.
Нет, никак эту загадку не решить без самого владельца. И вторая бутылка водки не помогла, все еще только запутаннее стало.
- Веди его сюда, - кивнул Синицын Скоробогатько. – Сейчас все выясним.
Словно давая понять, как легко они сейчас расколют бомжа, капитан браво откусил половину огурца, вот только в душе что-то екнуло, прострелило холодком, когда сержант закрыл за собой дверь.
***
Старик сидел на стуле и молчал, исподлобья поглядывая на полицейских.
Чем дольше Синицын вглядывался в их нежданного гостя, тем больше уверялся в том, что на бомжа старик походил мало. От него не воняло… заросший - да, с густой бородой - да… но она была чересчур ухоженной, скорее, придавала солидности, нежели была свидетельством того, что у этого человека нет денег на то, чтобы привести себя в порядок. И одежда была… старомодной какой-то – кафтан, ситцевая рубаха, просторные штаны, заправленные в начищенные невысокие сапоги. Все чистое, свежее, точно только простиранное. Это явно не бомж.
- Ты пойми, отец! – горячо вещал Скоробогатько, стоя перед стариком в наклоне, уперев руки в колени. – Мы ведь все равно все узнаем. Смысла молчать нет. Ежели украл – так скажи, тебе спишется, верь мне!
Старик не верил. Он хмурил свои кустистые седые брови, мрачно переводил взгляд с одного полицейского на другого и как-то недобро косился на включенный ноутбук, который Скоробогатько на время пьянки поставил на полуметровый железный сейф у стены.
Капитан недовольно мотнул головой. Сержант выпрямился и, пожав плечами, отошел в сторону.
- Куришь? - спросил Синицын и достал сигарету.
Старик мельком взглянул на сигарету и отрицательно покачал головой.
- Как знаешь, - продолжил капитан и со щелчком подкурил от своей любимой «Зиппо». Пару раз глубоко чмокнув, Синицын раскурил сигарету, после чего глубоко затянулся.
- Не хочешь рассказывать, откуда взял – дело твое! – начал капитан, выдыхая табачный дым. – Но ты говорил Иванову, что у тебя еще есть. Где?
Глаза капитана стального цвета с отблеском зеленого излучали злость и нетерпение. Довольно игр.
Старик поднял голову и встретил взгляд капитана. Такие же злость и нетерпение Синицын увидел в глазах этого мнимого бомжа, только помноженные на бесконечность.
- Ты, Первейший Триарий, обладатель посеребренного щита, ты, кого называют Безликим, ты хочешь знать, где остальное золото?
Старик, кряхтя, с трудом поднялся. Синицын видел, как сошлись от негодования скулы задержанного. Сигарета застыла у самого рта, который капитан широко открыл, недоуменно смотря в черные, бездонные глаза старика, наполненные яростью.
- А ты, - обратился старик к Иванову, - ты, бесстрашный Принципус Империи, который выжег восемь деревень за одну ночь, ты тоже хочешь знать, где еще поживиться?
Иванов выкатил глаза и отступил на шаг назад.
Старик усмехнулся. – Ну и, конечно, куда без тебя, Черный Гастат Пятого Легиона, без тебя, сумевшего насадить до рассвета на колья крепости Бронделла головы всех жителей самого славного стояка Степи. Ты тоже изнемогаешь от алчности? Так будет, будет вам!
- Это же наши имена в «Героях»! Откуда он зна... – успел выговорить Скоробогатько, после чего его рывком вздернуло вверх и резко сложило пополам. Синицын услышал противный звук ломающегося позвоночника и негромкий хлопок разрываемой костями кожи. Старик с каким-то мрачным | удовольствием смотрел на младшего сержанта Скоробогатько, держа поднятой руку. Пальцы широко расставлены. Сжав в кулак пальцы, старик позволил Скоробогатько упасть на пол. Удовлетворенно кивнув, старик раскрыл кулак. Золотая новенькая монета, совсем такая же, что полицейские недавно у него отняли, упала вниз и по иссохшим, слегка вздыбившимся доскам покатилась, пока не уткнулась в ботинок Синицына.
- Что за … - Иванова точно также подкинуло вверх, еще один разрывающий душу хлопок – из горла и носа лейтенанта хлынула кровь. Тело еще не успело опуститься вниз, а очередная золотая монета уже глухо постукивала ребрами по полу.
Трясущимися руками, капитан, слабо соображая, расстегнул кобуру, вытащил пистолет и выпустил ровно восемь пуль в старика. Точно в голову. Ни одна из них его не задела. Все прошли насквозь, угодив в книжный шкаф у стены. Заляпанная хрустальная ваза зашаталась и полетела вниз, через секунду усеяв пол мелкими осколками.
Капитан почувствовал, как сковало конечности, как суставы начало выворачивать, как неведомая сила начала требовательно вытягивать его тело вверх, заставляя кричать от боли. - Это ведь просто игра… - прошептал Синицын. Боль становилась все сильнее. – Это ведь… Полетели, закружились воспоминания славных побед в крафте… тысячи мертвых, почерневших тел на погре_бальных кострах. Озеро женских слез, море крови воинов-степняков, океан детского отчаяния.
- Пощади! – просипел капитан.
- Жить хочешь? – задумался старик. – Что ж, это можно.
На глаза капитана накатило другое видение. Дом, такой родной, с любимым запахом. Спальня. Оля после ночного дежурства в больнице зарылась головой в подушки. Юрка играет в соседней комнате, бегает и стреляет из пистолета. Такая стеклянная игрушка, с батарейками, каждый раз, когда сын нажимает на курок, пистолет издает громкий булькающий звук и подсвечивается изнутри. На кухне, на плите, стоит кастрюля с картошкой – Оля решила на ужин окрошки сделать, в такую жару – самое то. Вскипевшая вода давно уже залила конфорку, а газ все также включен. – Оля, Оля, проснись, - превозмогая боль, шепчет Синицын. Слезы текут по лицу - он понимает, что ничем не может помочь. Юрка забегает на кухню и произносит: - Па-бах! – после чего нажимает на курок. Безумный по своей силе хлопок возвращает Синицына обратно, выкидывает его в свой кабинет.
Капитан Синицын, в «Героях» - Первейший Триарий, катался по полу и кричал от бессилия, срывая ногти о давно некрашеные доски пола. Старик вышел из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.
***
Абсолютно белая рысь, навострив свои уши с кисточками, во все глаза смотрела на старика. Тот не обратил на нее никакого внимания и прошел мимо по дорожке, ведущей через заброшенный парк. Рысь оглянулась. Над ней, на склонившейся к земле липе притаилась точно такая же, только черная, как смоль, рысь. Она потянулась и лениво спрыгнула вниз.
- Старик вновь оставил одного в живых!
- Как и всегда. Плата за убийства. Этот капитан станет верующим, сделает много доброго в своей жизни.
- Знал бы, для чего он остался жить – пустил бы себе пулю в лоб.
- Не пустил бы, трус он!
Белая рысь согласно кивнула. - Может быть.
Кроваво-яркое солнце медленно и тяжело оседало на западе.
- Нам нужно его нагнать, скоро ночь.
- Да, попробуем напасть. Только зря это… Каждую ночь мы пытаемся, но он слишком дорого заплатил за возможность оказаться здесь. Он не отступится. Умереть в своем и переродиться в этом мире – выбор не для слабых.
- Знаю, но мы должны!
Старик торопливо шел, по памяти вспоминая выход к центральной улице. В кожаном поясном мешочке звенели золотые монеты. Скоро ночь, но сегодня его не достанут, нет, не сегодня. Пройдет еще много времени, прежде чем кошель будет туго набит золотом. Километрах в пятнадцати отсюда когда-то давно и в другом измерении жила его сестра с семейством. Когда-то жила…
Старик ускорил шаг. За ним, не отставая, принюхиваясь к влажному летнему воздуху, следовали Прощение и Раскаяние. | №7
В камине мерно потрескивали дрова, обогревая крестьянских ребятишек в эту беспокойную, морозную ночь. За окном, украшенным ледяным узором, во всю властвовала суровая зима, ветер которой мог перекрыть даже волчий вой. Но в доме было тепло, и так же, как и каждый вечер, детвора собралась у старого Пицея, что бы послушать его истории. Старик мог часами пересказывать услышанные им в юности истории, каждый раз дополняя их. Он умел причудливо соединять правду и вымысел, создавая совершенно новую, ни кем неповторимую мелодию слов. Дети как заворожённые слушали его спокойный, неторопливый голос.
- Что бы вы хотели послушать теперь? - спросил он у своих слушателей закончив очередной рассказ. - Люси, кажется, теперь твоя очередь выбирать?
- Да! Да! Теперь моя очередь. Дедушка Пицей расскажи нам о энтах.
- О энтах? - с удивлением переспросил старец. - Ну что же, пожалуй, если ты принесёшь мне чаю, то я ...
Не успел он и договорить, а несколько из сидящих прежде детей уже бежали по его просьбе.
Спустя несколько минут, детвора вновь расселась вокруг Пицея и стала ждать. Старик уселся поудобнее отхлебнул немного чая и начал свой рассказ.
Многие считают, что эльфы создали энтов для охраны своих лесов, другие, что деревья со временем научились ходить и говорить, но все они ошибаются. Да-а, много времени прошло с тех времён. Я расскажу вам о временах, когда южные земли ещё были дном Великого Океана, когда Теса - второй спутник нашей планеты, вместе с Луной вращался в бесконечном хороводе. О временах, когда великую, и ныне всеми забытую, Звёздную гору, ещё не превратили в "чёрное озеро" драконы, населявшие наш мир.
В то время, человек ещё не был хозяином земли. Наши предки были в вечном противостоянии с природой. Они не сидели на месте, а постоянно передвигались в поисках пищи и новых, лучших земель. Такой порядок установился на многие-многие десятилетия. До Великой зимы, о которой помнят до сих пор, пожалуй, только эльфы. Великая зима пришла на северные земли и длилась она на протяжении девяти лет. Наши предки, верили, что это боги разгневались. Но сколь бы ни были многочисленны жертвоприношения, зима не проходила.
Прежде многочисленные, северные племена объединились и отправились на поиски лучших земель.Они шли на юг, преодолевая бескрайние, ледяные пустоши. С каждым днём их становилось всё меньше и меньше. Те, кого убивал холод, помогали остальным двигаться дальше. Так они дошли, ведомые одной лишь надеждой, до океана. И стоя на краю обрыва, видя, как бушуют волны, как вода разбивается о скалы они начали молиться, молиться всем существующим богам о милости. И боги ответили им. Гея, богиня земли и плодородия вновь зажгла в них надежду. Обрыв, на котором собрались выжившие, откололся от материка и стал медленно погружаться в бурлящую воду и чем глубже он опускался, тем сильнее бил свет, исходивший из пучины, неся выжившим будущее.
Очнулись они на зелёном лугу, под голубым небом и ярким солнцем. Но как бы они не пытались, никак не могли согреться под солнечными лучами. И застучали топоры, заполыхали костры. Гея пришла в ярость видя людскую благодарность. И навеки приковала людские души к прекрасным деревьям её личного сада.
Пицей закончил свой рассказ и с улыбкой смотрел на лица ребят, он любил своих слушателей, любил смотреть, как они переживают за героев. Он усмехнулся про себя и начал рассказывать новую историю. | №8
"Понедельник."
- Курочка моя... Сочненькая... Жирненькая.. Ммммм... Сейчас я тебя прикончу...
Толстяк сидел за столом, поправляя слюнявчик и жадно пожирая глазами аппетитную курочку с черносливом. Справа от курочки стояла тарелка с салатом оливье, слева приютилось блюдо с жареной картошкой, а украшал всю эту композицию ассортимент соусов в маленьких пиалах. Тут вам и обычный кетчуп, и ткемали, и барбекю соус, и соус "1000 островов", и даже экзотический устричный. Обмакивая ломтики курицы в очередной соус, мужчина смачно начинал жевать их, издавая небольшой стон и причмокивая после этого губами...
- Да... Да... Как же я соскучился по жирному сочному мяску... Диета? Ещё раз? Да не приведи Господь! Пуст хоть что про меня думают! Диеты придумали идиоты, которые просто ничего не понимают в деликатесах и прочих вкусностях.
Закончив с несколькими кусками курятины, толстяк стал уминать за обе щёки салат, а потом и вовсе перешёл на жаренную с грибочками картошку... Содержимое тарелок с неумолимой скоростью исчезало у него во рту, оставляя о себе лишь воспоминания, да грязные тарелки... Очередной ужин, очередной праздник живота подходил к концу.
"Вторник."
- Двигай телом, двигай телом! Да-да-да-да-да-да-да! Двигай телом, двигай телом! Да-да-да-да-да-да-да! А-а-а-а-а, потом пожра-а-а-ать!
- Так, ну всё, пять минут потанцевал, сколько-то там калорий сбросил, теперь перекусить можно. Где там курьер с пиццей? Девять вечера. Уже должен был прийти...
Дз-и-и-инь! Дз-и-и-и-и-инь!
"Среда."
- Что за ерунда! Почему брюки не застёгиваются??!! В чём же я на работу пойду?...
Мужчина сначала запаниковал, а потом взял со стола булавку и заколол брюки в районе ширинки, лишь бы не спадали.
- Ничего. До работы на машине доеду, а там за столом весь день сидеть, никто и не заметит...
"Четверг."
- Ох, пора покупать обувь без шнурков. Уффф... Е-е-еле дотягиваюсь, чтобы завязать их. Чёртов живот, мешает увидеть концы шнурков. Да что там шнурков!!! Э-э-эх!...
"Пятница."
- Да, вот этот окорок пожалуйста заверните, примерно килограмма полтора. Да, и нарежьте пожалуйста. Ага, вот так. А сало свежее? И его ещё килограмм. А где у вас отдел с тортиками?
"Суббота."
- Чёрт... Чего же так голова раскалывается?!... Больно то как! Может давление? Нужно срочно измерить...
- Ох! Ну ничего себе! Как скакануло... Нет, надо срочно худеть, а то я такими темпами в больницу попаду. А я туда не хочу!!! Там кормят - невку-у-усно!!!
Складывалось ощущение, что ещё немного и толстяк расплачется. Но, издав всего один грудной всхлип, он сжал кулаки и глубоко вздохнул.
- Всё! Я решил твёрдо! С понедельника начинаю худеть! И никаких поблажек! На диету - значит на диету!
"Воскресенье."
- Ну что же! Отметим решительное начало нового пути, навстречу здоровому питанию и стройному телу, маленьким прощальным ужином... Так, что тут у нас? Жареная свинина в кисло-сладком соусе, маринованные мидии, салат с телячьим языком, да пирог с клубникой и взбитыми сливками на десерт... Раз в последний раз шикую, то хоть по-человечески устрою этот ужин... | "Понедельник."
- Утром пресная овсянка. В обед какой-то непонятный салат из зелёных безвкусных листьев! Как-будто они туда обычной травы напихали! А ещё приличный ресторан... Адские муки, а не день сегодня! Хочу домой... Даже об отчётах думать не могу, какой из меня сегодня работник? Пойду у шефа пораньше отпрошусь, скажу что снова давление мучает. А дома у меня кефирчик в холодильнике - залью им желудок и своё горе...
(вечером)
- Мммммм.... Курочка моя! Жирненькая, сочненькая, нежненькая... Как же мне тебя не хватало!!! На диету?! Ещё раз?! Да никогда в жизни!!!
Толстяк, с неописуемо счастливым выражением лица, отправил очередной кусок курицы себе в рот. Левой рукой он держал ещё одну ножку, а правая сжимала вилку, которой он нанизывал ароматные пельмешки и отправлял
Толстяк, с неописуемо счастливым выражением лица, отправил очередной кусок курицы себе в рот. Левой рукой он держал ещё одну ножку, а правая сжимала вилку, которой он нанизывал ароматные пельмешки и отправлял по тому же адресу. Казалось, что он снова жил! Радовался! Наслаждался каждой минутой, не зная и не предчувствуя, что его организм доживает считанные дни, под тяжестью собственного веса... | №9
Рисунок
Прими, любимая, цветы.
Пускай они волшебной руной
напоминают деве юной,
как много в чувствах красоты.
Я сидела на кухне и растерянно смотрела на букет цветов в белой фарфоровой вазочке, заново переживая нашу встречу и разговор.
Звонок раздался неожиданно, когда я была в ванной. Ты долго и нетерпеливо жал на кнопку, и трель звонка гулким эхом разносилась по квартире, пока я наспех вытиралась и одевалась. Недовольная внезапным вторжением, в липнущем к влажному телу халате и мокрыми волосами, я прошлепала по коридору к двери.
Уже взявшись за дверную ручку, я все же сначала спросила:
– Кто там?
И была поражена знакомым веселым голосом:
– Да это я, я, Женя, открывай, подруга!
Ты вошел, нет, скорее ворвался в квартиру, веселый, спешащий, с букетом каких-то странных, экзотических ярко-розовых цветов в руке и пухлой папкой в руках.
– Что, Ленок, не признала? Не желаешь гостя привечать?
– А, да... – вспомнила я обязанности хозяйки, – проходи на кухню. Ты уж очень неожиданно пришел, я была в душе и никого не ждала. Сейчас чайник поставлю, разувайся.
– Ленусь, – при этих словах ты вручил мне цветы, – Ленусь, я ненадолго к тебе заскочил. Ты прости меня, не смогу я прийти на вашу с Олегом свадьбу. Я в Штаты уезжаю, вот. Я Грин-карту получил наконец и визу уже оформил, просто не говорил никому, чтобы не сглазить.
– Как! В Америку! Когда же?
– Да вот, уже скоро. Через три часа самолет. Меня такси ждет внизу. Я ни с кем особо не прощался. Родители и близкие друзья знают, а остальным я не интересен. Ты уж прости, Лен, держи подарок от меня на свадьбу.
Расстегнув папку, ты протянул мне большой фотоальбом в толстом кожаном переплете с золочеными застежками.
– Лен. Я ж не просто так к тебе пришел, подарок подарить. Я сказать тебе хочу. Я люблю тебя и всегда любил. Ты всегда была такой неприступной, такой красивой, что я к тебе и подойти боялся. А сейчас вот улетаю и хочу, чтобы ты знала – я люблю тебя. Ты уж прости меня, дурака, за все. Счастья вам с Олегом и детишек здоровеньких. Ну, ладно, я побежал. Чао!
И ты ушел. Хлопнула входная дверь, и запоздало засвистел чайник. Я сидела на кухне, смотрела на чистые чашки, в которые не успела налить чай, смотрела на твой букет и вспоминала, вспоминала…
Впервые мы с тобой встретились в садике. Я была до смешного толстенькой и важной, с большими бантами и пышными юбками, а ты веселым шустрым ребенком, умудрявшимся за пять минут собрать раскиданные машинки, подраться и помириться с друзьями, чмокнуть воспитательницу и подразнить меня: «Ленка, молочная пенка!». Я обижалась и плакала, а тебя это забавляло.
Потом была школа. Я похудела, но по-прежнему носила пышные банты, а ты оставался все таким же шустрым и неугомонным, не упускавшим случая подстроить какую-нибудь каверзу. А когда я училась в третьем классе, мой папа получил новое назначение, и наша семья переехала в другой город.
Снова встретились мы несколько лет назад, когда после поступления в институт я неожиданно признала в красивом высоком студенте с параллельного курса бывшего соседа и одноклассника. Тебя почти всегда окружали девушки, особенно часто рядом с тобой находилась одна – долговязая и белобрысая. При наших встречах ты подмигивал мне. Я же, помня наше прошлое, только показывала тебе язык. Более-менее нормально общаться мы стали совсем недавно.
Ты мне даже нравился. Но я была реалисткой и журавлю в небе предпочла синицу в руках – послушного, преданного, доброго, восторженно относящегося ко мне Олега. К тому же Олег очень нравился моим родителям. Мы с ним дружили уже года три, и неделю назад был назначен день нашей свадьбы. Я была покойна и счастлива. Но вот сейчас, после твоих слов, все мои чувства вдруг смешались и на время пришли в беспокойное смятение.
Но потом прошло еще несколько дней, и я успокоилась, предпочтя отнестись к неожиданному признанию как к очередной веселой шутке. Но твой букет все это время был у меня перед глазами. Придя домой, я первым делом спешил | Придя домой, я первым делом спешила к цветам и легонько проводила пальцами по нежным лепесткам, представляя твое лицо.
Довольно скоро и неизбежно настал и тот день, когда я с огорчением заметила в букете первые признаки увядания. Листья стали съеживаться и вянуть, лепестки по краям потемнели и потеряли яркость оттенков.
Мне очень хотелось сохранить твой букет на память, но я не знала – как. Просто засушить цветы – это казалось слишком обыденно, да и не сохранили бы они тогда всю свою свежую прелесть. Сфотографировать – это было бы слишком легким делом, а мне хотелось потрудиться, чтобы действительно сохранить память. И тогда я решила нарисовать букет.
О, как горячо я принялась за дело! Купила альбом, краски, кисти, карандаши и старательно стала перерисовывать стебельки и листочки на бумагу. Мне так хотелось передать все эти невероятные оттенки и прожилочки, я так старалась, но у меня ничего не получалось. Рука привыкла выводить строгие линии чертежей, и получались наивные, неумелые, по-детски примитивные очертания. А это ведь был еще только карандашный набросок, и я со страхом думала о том моменте, когда надо будет расцветить рисунок акварелью.
Как же я была захвачена своей идеей… Я залезла в интернет и быстро пробежала курсы онлайнового обучения, – чтобы хоть немного освоить технику рисования лепестков. Немного потренировавшись, я с нетерпением приступила наконец к рисунку и просидела за работой всю ночь. Когда белую дверцу холодильника осветили косые лучи розового рассвета, у меня уже не оставалось сил, и воспаленные веки просто слипались. Но на столе высыхал готовый рисунок – мои цветы… Женькин букет. Мне попались в интернете фотографии таких цветов, это были гибискусы…
А еще через две недели была свадьба. Шумная, большая и веселая. Честно говоря, свадебных впечатлений было так много, что в памяти все слилось в какой-то блестящий, гудящий калейдоскоп, от которого остались в памяти только отдельные, разрозненные картинки. Вот – у меня под столом сняли и спрятали туфельку, а друзья жениха бегают с растерянными лицами. Вот – выскочила на середину зала и танцует, смешно подпрыгивая на каблуках, моя тетя. Вот – долго что-то говорит, напутствуя нас с Олежиком, его папа и все никак не может закончить речь. Вот – целует нас и плачет в ЗАГСе совсем незнакомая мне женщина...
Гостей и после свадебного дня было еще много, подарков было много, и лишь через много-много суматошных дней у меня нашлось время, чтобы спокойно разобрать подарки.
Перекладывая с места на место и перебирая в руках всякие сувениры, фотографии, поздравительные письма, конвертики и коробочки, в самую большую и красивую открытку я спрятала мой рисунок Женькиных гибискусов.
В этой свадебной открытке – трепетным узелком моей памяти – ты будешь жить очень, очень долго. | №10
Круговерть
- Совершенно невозможно, немыслимо! Извольте отпустить меня, наша беседа пуста!
Королева топнула изящной ножкой, разрумянилась в гневе и сбежала по округлым влево широким ступеням. Цокот туфелек совершенно затерялся в коврах, проворные движения отразили особый характер. Изумрудные тона платья хорошо гармонировали с бело-розовым в прожилкам мрамором и решётками кованого серебра. По последней столичной моде боковые клинья платья состояли из вертикальных лент, в каждом движении желающих показать больше. Драгоценные позументы свивали ленты в единое целое, пышное. Само одеяние обошлось в целое состояние, и было красавице удивительно к лицу.
Дворцовые резчатые стены поднялись искусными лепнинами. Архитектурное украшение превращало королеву в сущего ангела, сию минуту рассерженного и ещё более милого. Пара стражей, словно часть общего ансамбля, замерли, однако глаза юных статных гвардейцев вопреки выучке с восхищением проводили женщину.
Этажом ниже королева прерывисто сердито вздохнула, повела плечами. Гордый взор оборотился назад, вверх, где уже показалась королева-мать.
Над некоторыми женщинами возраст бессилен. Годы ничуть не убавили изящества, тёмное платье лепестками демонстрирует безупречный вкус и вдовый статус. Шаг аристократки, при любом внутреннем буйстве внешне благодушный и уверенно лёгкий.
- Дочь, мы не закончили. Не откажи в любезности дослушать, что тебе посоветует женщина с опытом.
Словно и не мать, словно и не сама произнесла. В тоне не чопорность, твёрдость.
- Ах, о чём ещё говорить? – вспыхнула королева и одёрнула платье. – Зачем, зачем мне такие уроки?
- И всё же… - с давлением припечатала мать. – И всё же ты меня выслушаешь!
Королева замерла, как остановленная встречным ветром птица с расправленными крыльями, звенящим в гневе телом выдавая смятение и неуступчивость.
- Мне не столь много осталось быть рядом. Тебе представляется настоятельная необходимость быть серьёзнее, ты опора мужу и мать! Я не могу позволить тебе позорить наш старинный род…
Мать говорила и говорила. Утверждения были правильные, но, право, так вульгарно скучны.
Что когда мать закончила, королева изобразила уважительный поклон и немедленно ушла.
Мысли немедленно заполнились делами.
Соседи дают бал, это будет феерично! Музыкальный салон, приличное общество. Там будет рыцарь в алом и белом, он такой милашка! Молод, но твёрд, а его пронзительные карие глаза, кажется, прожигают насквозь. Дражайший супруг отозвался о рыцаре с уважением, сильная и здоровая ветвь древнего воинского рода. Храбр, мужественен.
Там наверняка будет эта стерва со своим несносным окружением. Будут болтать разный вздор. Мы же своим, истинно правильным кругом, обсудим их несносность и обязательно поставим на место!
Королева прошлась по коридорам. Всюду порядок, всё вовремя и в самый раз. Впрочем, проверить необходимо. Группа слуг держится поодаль, и правильно – теснота и мельтешение под глазами ужасно некомфортны. | За приёмными залами и столовыми два раза направо. Здесь под неусыпной охраной резвится маленькая принцесса, доводя до нервного истощения заботливых мамок.
Перед дверями с объёмным орнаментом королева остановилась, несколькими выверенными пассами поправила ленты в платье, придала выражению лица суровости и аристократизма.
Девочка захлопала в ладоши и бросилась к матери. И остановилась, как ударилась. Нежные губки сжались с досадой, в следующее мгновение скрывшись под маской деланного равнодушия.
Королева с нежностью, но с твёрдостью оглядела крохотулю в розовом и голубом, с большими глазами и таким привычным, таким бесконечно располагающим носиком. Тонкие черты, совершенные пальчики, волосы как ворох воздушного шитья.
- Дочь, время идёт быстро, и тебе совершенно необходимо стать серьёзнее! Я знаю, что говорю. Усердно ли ты осваиваешь науки?
- Да, мама.
- Старайся. В будущем тебе предстоит удел благородной дамы. Будь уверена, я не дам тебе…
Выговорившись, королева окинула взглядом почтительно застывших мамок. Степенно повернулась и шагнула в распахнутую дверь. Вышколенный слуга не успел прикрыть великолепные створки, страшась возможного неприятного звука, и девочка увидела, как мать парусником с изумрудными парусами стремительно шагнула в неизвестность коридора.
Принцесса немедленно, со всем старанием скопировала и позу, и быстрые шаги. Немного неуклюже, но с некоторым успехом.
А шустрые няньки уже окружили дитя заботой и лаской, повели в сад. На выходе из дворца маленькая светская дама обернулась знакомым нам резким движением и коротко отряхнула платьице. |
1|2|3К списку тем
|
